Многоцветная красочность дома, как бы сошедшего с лубочных картинок, мало уступала роскоши внутри: коридоры, оклеенные расписной бумагой по обычаям латинянским, горницы, обитые разноцветным шелком по обычаю персидскому и с расписными потолками по обычаю русскому. А еще – с полами, собранными в паркет из деревянных пластинок разного оттенка. Это уже исходя из обычаев шотландских.

Во многих местах стояли покрытые изразцами печи, причем везде глянцевая роспись совпадала цветом и рисунком с остальной отделкой комнат. Сверх того, тут и там висели картины. Иные – изображающие леса и моря, иные – с человеческими ликами.

В самой большой зале стоял длинный стол сразу с четырьмя самоварами, между которыми располагались китайские фарфоровые чашки на блюдцах, блюда с пирогами, калачами и пряниками, обычными и фруктовыми. Вопреки русским нравам – никаких кубков, никаких винных бочонков и кувшинов…

Однако впечатление о полном отсутствии хмельного было обманчиво. Ведь чернослив для фруктовых пряников, как известно, вымачивается в крепком хлебном вине, а курага – в вине обычном. И таких хитрых пирогов между самоварами имелось в достатке…

За столом сидели полтора десятка гостей – бояре и князья, боярыни и княгини. Все – одетые в немецкие одежды, у иных женщин даже плечи оказались обнаженными! Правда, оставить неприкрытыми волосы никто из русских дам не рискнул даже здесь. Все-таки это неисправимый позор. Да и разговор здесь шел боярский, обычный, осенний. Об урожае.

– Хлебный ныне год получился! – попивая горячий чай, похвастался молодой боярин Сергей Лопухин. – Весна выдалась дождливая, лето солнечное, осень сухая. Прямо на диво все сложилось! В полтора раза супротив обычного поля уродили. Прямо амбаров не хватает!

– Вот токмо репа и капуста по такому лету пересохли все, – мрачно ответил князь Борис Куракин, начисто бритое лицо которого сильно молодило сорокалетнего воеводу. – О прошлом годе со свеклой и репой хорошо получилось, с хлебом плохо. Ныне же все наоборот. Кабы наперед знать, все бы наоборот и посадил!

– А ты чего все молчишь, Иван Васильевич? – поинтересовался хозяин дома у князя Мещерского, на стародавний манер заплетшего правую сторону рыжей бороды в три косички с тонкими ленточками, причем в одной из них поблескивал синим огоньком крупный перстень.

– У меня две мельницы молотобойные на Мологе, железное болото у Весьегонска и три суконные мануфактуры на Суре, – гость с видимым удовольствием откусил кусок пряника с курагой. – Покуда течет вода и крутятся колеса, то и доход имеется. А хлеб да репу я на торгу закупаю по мере надобности.

– Боюсь сие скоро изменится, Иван Васильевич! – прихлебнул еще немного чая боярин Лопухин. – С дозволения государя Михаила Федоровича многие иноземные купцы мануфактуры железоплавильные у нас в стране купили, и Алексей Михайлович сие вторжение тоже одобряет. Теперь, тайну добычи металла выведав, шведы у себя в стране блауфены строят и свое собственное железо варить начали. А коли покупатели свой товар заимели, кто его у нас брать станет? Боюсь, твои кузнечные мельницы скоро встанут, княже. Хлеб же людям завсегда надобен, покуда они живыми остаются!

– Железо тот же хлеб, боярин, токмо для рук, – невозмутимо откусил еще пряника князь. – Ножи, косы, плуги, скобы, гвозди. Балки, пищали, молотки и пилы. Железа много не бывает…

В этот миг в комнату буквально ворвался явно перепуганный молодой слуга в малиновой атласной косоворотке и пеньковой веревкой вместо пояса, кинулся к столу, прямо через него выдохнул в лицо хозяина:

– Р-р-рынды!!!

– Евдокия, пойдем! – вскочил боярин Матвеев и поспешил к дверям.

Тем временем у ворот спешился новый гость. Одетый в синий зипун с шелковыми шнурами на швах, с каракулевым воротом и в каракулевую же шапку с рубином на лбу, в меховых шароварах и вышитых простым катурлином войлочных сапогах, он мог бы сойти за простого горожанина – кабы не стража из шести бояр в белых кафтанах, с саблями на боках и топориками за спиной.

«Втайне» выехавшего из Кремля немолодого боярина с ровно стриженной аккуратной бородкой сопровождали личные царские телохранители! Посему секрет одинокого гостя был шит белыми нитками. Хотя, с другой стороны, ничего постыдного Алексей Михайлович не совершал. Просто отказался от пышного выезда. Так что особо прятаться ему и не требовалось.

Выскочивший на улицу подворник перехватил поводья серого туркестанца, отвел его в сторону, а гость скромно вошел в калитку, на мощенный булыжником двор – даже в этом дьяк Посольского приказа предпочел шотландские обычаи русским.

Хозяин дома как раз спускался по нижним ступеням, а рядом с ним шагала темноглазая боярыня с черными волосами, собранными на затылке в два шарика и прикрытыми легкой газовой тканью с бирюзовым оттенком; с открытыми бледно-розовыми плечами, узкой до невозможности талией и широкой бархатной юбкой. Платье урожденной леди Гамильтон было однотонным и темно-синим и могло бы считаться скромным, кабы не открывало чужим взорам самые соблазнительные части женского тела и не подчеркивало остальные, скрытые под тканью дамские прелести.

В руках хозяйка держала небольшой золотой поднос с одной-единственной серебряной рюмкой в центре.

– Рад видеть тебя, Алексей Михайлович! – склонился в полупоклоне боярин.

– Мое почтение, государь, – чуть присела и поклонилась хозяйка.

Повелитель всея Руси чуть прищурился, глядя на ее вытянутое, чуть смугловатое лицо с острым носом и бледными губами, взял рюмку, одним движением опрокинул себе в рот, после чего по русскому обычаю поцеловал хозяйку.

– Прошу, Алексей Михайлович, – указал вверх по лестнице боярин и тут же первым пошел вперед.

Появление в просторной горнице правителя державы заставило гостей вскочить, шарахнуться от стола и склониться в поклоне.

– Садитесь, садитесь! – поспешил успокоить всех Артамон Сергеевич. – Алексей Михайлович всего лишь желает выпить чаю. Сегодня журфикс, и в нашем доме рады всем гостям!

Бояре и их дамы без особой уверенности вернулись к стульям, однако опуститься на свои места не рискнули.

– Садитесь, православные, – разрешил царь всея Руси. – Я здесь гость, а не повелитель.

– Чашечку чая, государь? – Евдокия Григорьевна взяла с одного самовара пузатый графинчик с синими цветами на боку, наполнила примерно на треть одну из пустых чашек, затем до краев долила кипяток.

– Благодарю, – кивнул государь.

– О чем мы говорили, бояре? – попытался вспомнить боярин Матвеев, приглашающе указывая на стол, и его гости наконец-то начали усаживаться обратно.

– Мужчины всегда говорят о делах да о политике, – усмехнулась хозяйка, возвращаясь во главу стола. – Вы говорили, что государь напрасно дозволяет иноземцам строить в наших землях железные фабрики. Через сие строительство наши знания и мастерство к ним утекают, и они сами наши товары у себя начинают ковать.

Бояре, сглотнув, затаили дыхание.