Другой частью своего сознания, той, о существовании которой до недавнего времени я даже не подозревал, я слышу жалобный голос. Он похож на печальный шум расстроенного механизма, но постепенно я начинаю разбирать слова.

Если то, что я слышу, — именно слова.

— Останови их. Прошу тебя, останови их. Я устал, устал, останови их.

Медленно я поднимаю голову и смотрю в точку, откуда, видимо, исходит голос.

В самом дальнем углу клетки, свернувшийся так, как будто он хочет сделаться невидимым, монстр с человеческими конечностями, странное порождение кафкианского кошмара, повернул ко мне свою слепую голову, в то время как его мысли наполняют меня, как черная вода, льющаяся из кувшина:

— Он приближается… Не допусти, чтобы меня отдали ему… Человек боли… Освободи меня…

Сознательно ли действует мое тело, когда я протягиваю руку к замку клетки?

Сознательно ли действуют мои глаза, когда осматривают происходящее и понимают, что все сосредоточены на теле Туччи?

Сознательно ли действует моя рука, поднимающая оброненную коннетаблем связку ключей?

— Самый маленький… Открой… Выпусти меня…

Я беру нужный ключ.

Вставляю его в отверстие замка.

Удар кулаком в челюсть отбрасывает меня на решетку. А потом второй удар, посильнее, в живот. Я складываюсь пополам. Дюран тут же хватает меня за волосы, грубо приподнимая мой подбородок.

— Послушай меня внимательно, священник, — шипит он сквозь зубы. — Если ты еще раз подвергнешь нас такой опасности, я тебя убью. Более того, я убью тебя раньше. Как только пойму, что ты собираешься натворить что-нибудь.

Он оглядывается, чтобы убедиться, что никто не слышит его.

— Ты понимаешь, что мы окружены? Если мы сделаем хоть один неверный шаг, они нас прикончат. Кто, по-твоему, выведет нас из этой дыры? Твой Бог?

— Я… могу вывести… вас…

— Кто это сказал? — подскакивает Дюран, оглядываясь по сторонам. Потом он понимает.

— О боже мой… Это ты, Грегор Самса?[64]

В моей голове раздается смешок. Как серебристая трель.

— Ты тоже… думаешь обо мне… как о таракане… Кафки? Ты тоже, обезьяна?

— Обезьяна?

— Обезьяна — это ты. Все вы такие. Обезьяны.

Голос в моей голове произносит эти слова решительно.

Дюран собирается ответить, но в этот момент истерический голос герцога раздается в нескольких сантиметрах от его уха:

— Убей его! Убей этого монстра!

Я оборачиваюсь. Тело Туччи неподвижно лежит в луже крови. Вытаращенные глаза смотрят в темноту потолка, а может, возможно, видят в вышине гораздо больше. Лежа так, беззащитный, он кажется меньше. Как будто он уже начал таять, погружаясь в землю. Мне стоило бы помолиться за него, на это нет времени: охранники направили ружья на «Грегора Самсу». Не похоже, чтобы они усомнились перед тем, как выстрелить.

Но герцог обращается именно к Дюрану:

— Убей его, ты!

— Почему я?

— Потому что он говорил с тобой. Я хочу посмотреть, что произойдет, когда ты соберешься выстрелить в него.

— А что может произойти?

— Произойдет то, что я разнесу тебе голову, — шепчет в наших головах человекоподобный таракан голосом, похожим на дуновение ветерка. — Произойдет то, что твоя голова лопнет, лопнет, лопнет… Лопнет, как воздушный шарик.

По указанию Герцога два охранника переводят прицел автоматов с существа на капитана.

Дюран приподнимает оружие.

— Не делай этого…

Он направляет пистолет на голову создания.

Герцог смотрит на него с разинутым ртом. Слюна течет из угла его рта.

Дюран морщит лоб, как будто каждое движение стоит ему неимоверных усилий. Но пистолет постепенно поднимается все выше, пока не оказывается направлен на лоб монстра. Оружие трясется в его руке, но палец медленно надавливает на курок.

В этот момент первобытный, ужасающий рев, похожий на рев тиранозавра, раздирает своды огромного подземелья.

Я в ужасе смотрю в вышину.

— Человек Боли… — стонет создание.

Глаза герцога полны радости.

— Оставьте монстра в покое. У меня есть дела поинтересней. О нем я подумаю позже.

Охранники на мгновение отвлекаются.

Дюрану этого достаточно.

Он опускается на колено и делает два выстрела.

Один охранник поражен в лоб, другой в грудь. Второй удар добивает его.

Битка, тоже захваченный врасплох, достал свой пистолет чуть позже. Он направляет его на герцога.

— Нет! — приказывает капитан Дюран. Одним прыжком он оказывается рядом с герцогом, заламывает ему руку за спину, и тот кричит от боли.

Капрал Диоп и двое итальянцев быстро подбегают к лестнице, по которой мы сюда спустились. Егор Битка берет автомат одного из убитых охранников, но тут же с отвращением кладет его обратно. Второе ружье тоже не находит у него одобрения:

— Отвратительное оружие!

— А чего вы хотите?! — верещит обиженный герцог. — Мы не солдаты! Наша безопасность в наших стенах, а не в оружии.

— Скажи-ка это своим людям, — отрезает Битка, показывая на три мертвых тела на полу.

— Мы справимся и с пистолетами, — заключает Дюран. — Как ты думаешь, скольких людей нам стоит ожидать снаружи?

— Как минимум дюжину.

— Хорошо.

— Если их ружья такие же, как эти, то может статься, что, стреляя, они сами себя прикончат.

— Я не стал бы на это рассчитывать. Итак, нас семеро. Передовой командой, допустим, будем мы с Егором. Остальные следуют за нами и обеспечивают прикрытие во время движения. А мы следим за боковыми входами. Идет?

— Идет.

— Тогда вперед.

В моей голове, как колокол, гремит голос:

— Заберите меня с собой!

Я оборачиваюсь.

Создание стоит. Его руки — руки, в которых нет ничего чудовищного, самые обыкновенные руки, — держатся за перекладины решетки. Дважды сотрясают их.

— Выпустите меня!

Остальные в комнате тоже слышат его. Все, кроме герцога, который удивленно смотрит, как все мы оборачиваемся к клетке.

— Я могу помочь вам выйти отсюда. Я могу вывести вас наружу.

— Ах вот как? — говорит Битка. — А с чего мне знать, что ты не убьешь нас всех, как только выйдешь из клетки?