— Благодарю. Но это не только моя заслуга. Это была работа команды. И большая часть заслуги принадлежит моему отцу.

Как по команде, коннетабль вскакивает на ноги, а охранники отдают честь.

— Слава герцогу Аттилио! — кричит Туччи, и все тут же повторяют за ним:

— СЛАВА ГЕРЦОГУ АТТИЛИО!

— Слава, да, точно, — шепчет молодой герцог Федерико, кривя рот в ухмылке.

После этой сцены ужин превращается в немую сцену. Добродушие молодого человека испаряется. Он играет с едой и отвечает на наши вопросы односложно.

Пока Дюран не заговаривает о нападении в Торрите Тиберине.

Внимание герцога мгновенно возвращается.

— Создание, напавшее на вас… то, что общалось посредством мыслей… У вас нет от него никакого трофея?

— Как-как?

— Трофея! Головы или лап… Одной из тех длинных лап…

— Мы не собираем трофеи.

У молодого герцога очень разочарованный вид.

— В моем музее нет ничего подобного…

— В каком музее? — спрашивает Дюран.

— Мой музей природных редкостей. Позже я покажу вам его, если хотите. Но сейчас расскажите мне об этих странных созданиях.

Дюран пожимает плечами:

— Мне особенно нечего рассказывать. Я их вижу — я их убиваю. Может быть, капрал Битка мог бы рассказать вам немного больше.

Молодой капрал в смущении сглатывает слюну.

— Мне… мне тоже особо нечего сказать. То есть, я сам не понимаю, что произошло со мной… Оно как будто говорило в моей голове… Я был как заморожен. Я не мог пошевелиться. Даже глаза закрыть не мог…

— Но что говорило это создание?

Битка опускает глаза.

— Ничего. Глупости.

— Глупости? Какие глупости?

Капрал украдкой смотрит на доктора Ломбар.

— Ничего. Я не помню.

Герцог настаивает. Требует описать странное существо в мельчайших подробностях. Он просто прирожденный следователь: какого оно было роста? Как оно двигалось, резко или плавно? Были ли у него видные невооруженным глазом органы чувств? Было ли оно обнажено?

Егор отвечает, как может, и время от времени доктор Ломбар вступает в разговор и уточняет некоторые детали. Герцог слушает нетерпеливо, повторяет, требует объяснений. Потом без предупреждения встает, медленно и косо.

— Идемте. Я покажу вам кое-что. Вам понравится!

Туччи встает следом за ним.

Все уродливое тело герцога охвачено нелепым исступлением, когда он семенит по коридорам. Боком, почти как рак.

— Следствие радиации? — шепотом спрашиваю я Ломбар.

— Не думаю. Больше похоже на генетическое нарушение. У вас есть представление о том, куда он нас ведет?

— Я надеялся, что оно есть у вас…

Мы идем по длинным темным коридорам. Может, у жителей Урбино и есть солнечные батареи, но фабрики лампочек им, кажется, не досталось…

В коридорах чисто, хотя в некоторых углах пахнет плесенью. Вода стекает по одной из стен, собираясь в эмалированный таз.

Представляю себе, как непросто починить протекающую крышу. Что уж говорить о каких-то там монстрах.

— Входите, входите, — говорит Герцог, показывая на высокую массивную дверь, которую он открыл длинным, сантиметров в десять, ключом.

Мы входим.

Был такой старинный штамп: «у меня нет слов, чтобы описать это».

В эти две недели он столько раз приходил мне в голову.

Но никогда, никогда так, как в этот момент.

Зал, в который мы входим, необъятен, и это становится ясно уже по эху, которое производят шаги по отбитому и облупленному во многих местах паркету. Я получаю четкое представление о том, насколько он велик, когда герцог нажимает на выключатель и на потолке загораются длинные неоновые трубки. Пара из них мигает и жужжит, как лежащее на спинке раненое насекомое.

Я открываю рот от удивления.

По периметру стен стоят стопки разнообразных картин. Они сняты со стен, чтобы освободить место для вызывающих ужас предметов.

Вонь в зале почти невыносима.

И это неудивительно.

Бальзамировавший стоящие в середине зала существа, должно быть, не был большим специалистом. Об этом говорит как запах разлагающегося мяса, так и нелепые позы, в которых застыли эти создания. Я с ужасом узнаю три существа, идентичные тем, которые напали на меня на дне мертвого бассейна.

Есть еще собака с тремя головами, две из которых маленькие, как опухоли: Цербер, который при жизни, должно быть, выл от боли при каждом движении, судя по странному изгибу его спинного хребта. Я стараюсь чересчур долго не смотреть на нее, а особенно — не смотреть на герцога. Но юноша просто слишком одержим, чтоб обращать на нас внимание. Он мечется от одной диковинки к другой, показывая на них пальцем, поглаживая этих уродов, как тело возлюбленной.

— Смотрите, вот это, видите? Это на прошлой неделе принесла мне команда охотников. Смотрите!

Нечто, уложенное на подстилку, обернуто прозрачным пластиком. Оно кажется медузой, пока не понимаешь, то этот огромный предмет — лицо, с глазами размером с блюдца.

— Захвачено на холмах недалеко от Пеннабили. Прекрасные охотники! В знак благодарности я освободил их поселение от дани на целый год.

Даже через пластик от экспоната исходит запах, ужасный до тошноты.

— Завтра Туччи начнет бальзамировать ее. Ты позволишь мне помочь тебе, Туччи?

— Как пожелаете, синьор герцог. Хоть я и считаю, что…

— Мне не терпится начать!

Внимание герцога рассеянно, поверхностно и готово отвлечься на любой пустяк.

— Вот там, смотрите! Это одна из жемчужин моей коллекции.

Кусок черного обгоревшего дерева напоминает индейский тотем. Он представляет собой фигуру свернувшейся клубком женщины. Маленькие чуть наметившиеся крылья видны на ее спине. Из вагины высовывается человеческая голова. И мать, и ребенок стиснули зубы от боли.

— Мы взяли ее в одном поселении каннибалов. Она была их богиней. Говорят, богиней плодородия.

— Или автоматом по продаже закусок, — иронически замечает Дюран.

Никто не смеется.

— Здесь поблизости есть поселения каннибалов? — спрашивает Адель.

— Были, — отвечает Туччи с хищной ухмылкой.

Мы медленно бродим среди экспонатов безумного музея. Не все они относятся к современности. Многие предметы, похоже, старинные. Например, черепаха, настолько лакированная, что кажется статуей, а не чем-то, некогда живым, или длинный рог нарвала.