— Все пройдет, Терри. Все пройдет, — обнимая ее, прошептал Сергей Леонидович.

Катя ничего не ответила. Она знала, о чем говорит Строгов. И верила, что его обещание сбудется. По-крайней мере, она все для этого делала. Да, она многое потеряла, отказавшись от эмоций, но и приобрела не меньше. Спокойствие. "Умение властвовать собой", если говорить пушкинскими словами. И равнодушие. Здоровое равнодушие.

Константин стоял у окна своего кабинета и смотрел на яркие огни столицы. Ночь. Очередная одинокая ночь Сколько их было? Раньше, до того, как он встретил Катю, одиночество его не тяготило, но вот сейчас… Сейчас он чувствовал себя, как человек, которому показали красоту настоящей жизни, приоткрыли дверь в прекрасный, расцвеченный яркими красками мир, и тут же ее закрыли, оставив в серой тоске одиноких будней.

Что ж, сам виноват. Не сумел преодолеть собственную гордыню и въевшиеся в плоть и кровь стереотипы. Испугался. Оказался не готов к тому, чтобы произнести вслух то, что давно уже зрело в душе, робко пробивалось к свету, нежное и трепетное, еще не оформленное в слова.

Костас до сих пор помнил умоляющие глаза Катиницы, которые буквально кричали — "Скажи" Не сказал. Не сумел. Не сумел признаться в любви. Не сумел признаться в принадлежности к монстрам. Не сумел наплевать на собственную ненависть к ненасытной сущности.

И наказал сам себя. Три года. Долгих три года он пытался вернуть Катю. Безрезультатно. Он к ней даже подойти не мог. Всемогущий и всесильный в их мире Строгов хорошо подстраховался. Сначала — Италия, въезд в которую для Костаса был закрыт на несколько лет. Кстати, стараниями все того же Сергея Леонидовича. Потом — Москва, но и здесь, несмотря на собственное немалое влияние, Костас так и не смог приблизиться к любимой. Сколько раз он разговаривал со Строговым, пытаясь добиться встречи с Катиницей, но тот упорно не желал его понять. "Однажды, когда наступит нужное время, вы обязательно увидитесь" — твердил упрямый старик.

Как же. Когда оно наступит, это время?

Охрана, наемники, боевики — Катю постоянно сопровождали, ни на миг не оставляя одну. И вот, неожиданная удача — встреча в опере. Понятно, эта "удача" была тщательно спланирована, но уже одно то, что охраны оказалось немного, и Катя согласилась поговорить… Как же странно было чувствовать ее холодность. Странно и непривычно. И это равнодушное выражение лица. Проклятье. Ему хотелось схватить ее за плечи и как следует встряхнуть. Куда делась та Катя, что смотрела на мир широко открытыми, радостно-удивленными глазами? Откуда взялась эта незнакомка, с холодной душой и наглухо закрытыми эмоциями?

Он не мог видеть ее такой. Не мог… И как же больно было осознавать, что это он виноват в тех переменах, которые произошли с его Катиницей. Он все испортил. Если бы тогда, в Венеции, он сумел преодолеть собственную гордыню. Как же, кто-то посмел давить на него, требовать признаний. Тем более, признаний, к которым он не был готов. Идиот. Если бы можно было вернуться в прошлое, он кричал бы о своей любви в полный голос. Обнял бы Катю и укрыл в своих объятиях от посягательств Строгова. Отстаивал бы свое право быть рядом с самой потрясающей женщиной на свете.

Жаль, что понял он это слишком поздно. Когда она ушла… Тогда, в ресторане, Строгов задержал его своим разговором, но Костас думал, что Катиница вернется в номер, и он еще сумеет объясниться. Он ошибся. Катя улетела в Москву. Сбежала и от него, и от Сергея Леонидовича. Правда, потом, все равно оказалась со Строговым. И изменилась. Очень сильно изменилась.

Костас уперся лбом в холодное стекло и закрыл глаза. Ему было физически больно ощущать пустоту там, где раньше ярко горел огонь. Катя… Она согревала его душу своим теплом, своей жаждой жизни, своей добротой.

А теперь, он чувствовал себя так, как будто у него ампутировали руку или ногу. А может быть, и сердце. Правильно, к чему монстру сердце, если он не способен любить?

Константин резко вздохнул и выругался. Проклятье. Его словно лишили смысла жизни. Видно, есть, все же, высшие силы, которые наказали его за гордыню и вынесли свой жестокий приговор.

Катя со Строговым. Она его жена. Жена… Та, которую он любил всей своей искалеченной душой, стала женой другого. И ему некого винить за это, только себя.

— Константин Сергеевич, звонят из Мюнхена.

Борис вошел в кабинет и робко замер на пороге. Терсенов хмыкнул. Боится… Все боятся.

С той поры, как ушла Катя, он больше не брал в помощники женщин. И пил только по необходимости, перебиваясь случайными эмоциями. Полностью погрузился в работу, почти не бывал дома, дневал и ночевал в офисе. Димитрос ругался, обзывал его последними словами и пытался заинтересовать бесконечной чередой собственных девиц, но он даже смотреть ни на кого не мог. Ему не нужны были жалкие подделки. Ему нужна была Катя.

Он оторвался от окна и взглянул на секретаря.

Полянский переминался с ноги на ногу, глядя на него с опаской.

Костас хмыкнул.

— Хорошо, я отвечу. Соединяй.

Он прошел к столу и подвинул телефон. Мюнхен, партнеры, бизнес… Какое постылое однообразие…

— Налло, Нерр Меиер, — произнес Константин, настраиваясь на долгую беседу. — Фреуер мич, вон илхнен зу хорен…

Спустя полчаса он положил трубку и устало откинулся на спинку кресла.

— Что, Франк? — спросил у тихо проскользнувшего в комнату пса. — Соскучился?

Ретривер молча положил голову ему на колени. Франки был стар и не любил ненужной суеты. Он предпочитал выражать эмоции минимумом движений.

— Ничего, мальчик. Ничего, — чуть слышно пробормотал Костас, машинально поглаживая длинную шерсть верного друга и снова погружаясь в воспоминания, которыми жил последние несколько лет.

Рассвет окрашивал спальню в розоватые тона.

Сначала едва заметные лучи скользнули по стенам. Потом медленно поползли по полу, подбираясь к кровати. А потом они коснулись лица спящей девушки и замерли, словно залюбовавшись ее прекрасным лицом.

Катя безмятежно спала, не обращая внимания на утреннее солнечное нахальство. И казалась такой чистой и невинной… Губы приоткрыты, длинные ресницы чуть подрагивают, щеки разрумянились. Ангел. Его ангел. Только его.

Он до сих пор не верил самому себе. Вернее, не мог поверить, что способен на такие сильные чувства. Катиница… Она сумела забраться ему в душу и что-то изменить в ней. Растопить, расшевелить, вдохнуть жизнь…

Странно было не то, что ей это удалось. Странно было, что только сейчас он сумел разглядеть ее красоту. Так поздно. А ведь она красива. Очень красива.

Эта чистая гладкая кожа, чуть нежные, припухлые губы, манящие глаза… А руки? Длинные, изящные… идеальные. И грудь… Его сводила с ума ее маленькая, аппетитная грудь. Такая чувствительная и отзывчивая на его ласки. А ноги? Нет, ну, ноги-то он сразу заметил. Еще тогда, в кабинете, когда она уселась в кресло напротив и чуть одернула юбку, пытаясь прикрыть коленки. Стеснительная и, одновременно храбрая девочка, пришедшая устраиваться на работу.