Он вразвалочку шагнул вперед и сплюнул табачную жвачку прямо под ноги часовому.

— Меня звать Джекрам, — сказал он. — Сержант Джекрам. Что касательно остального… решай сам.

— Сержант Джекрам? — переспросил парень, и у него отвисла челюсть.

— Да, дружок.

— Тот самый, который убил шестнадцать вражеских солдат в Зопском сражении?

— Всего десять, парень, но все-таки приятно, что ты об этом знаешь.

— Тот самый Джекрам, который пронес генерала Фракка четырнадцать миль по вражеской территории?

— Да.

Часовой ухмыльнулся, блеснув в темноте зубами.

— Мой папаша дрался с вами в Блундерберге!

— Да уж, битва была что надо, — подтвердил Джекрам.

— Нет, он имел в виду кабак. Он опрокинул вашу кружку, а вы двинули ему в рожу, а он пнул вас по шарам, а вы дали ему под дых, а он подбил вам глаз, а вы врезали ему столом, а когда он очнулся, ребята весь вечер поили его за то, что он почти три раза по вам попал, сержант. Он каждый год об этом вспоминает в тот самый день, когда напье… когда воспоминания одолеют.

Джекрам ненадолго задумался, а потом ткнул в парня пальцем.

— Джо Хубукурк?

Улыбка расширилась так, что Полли испугалась, не отвалится ли у молодого человека полголовы.

— Он прямо прыгать от радости будет, когда я скажу, что вы его помните, сержант! Папаша говорит — там, где вы нужду справите, трава не растет!

— Ну, что я могу на это сказать, — скромно заметил Джекрам.

Парень нахмурился.

— А папаша думал, вы померли, сержант, — сказал он.

— Спорю на шиллинг, что нет, — ответил Джекрам. — Как тебя звать, парень?

— Ларт, сержант. Ларт Хубукурк.

— Рад, что служишь?

— Да, сержант, — верноподданно ответил Ларт.

— Мы тут прогуляемся, парень. Передай папаше привет.

— Обязательно, сержант! — парень стоял по стойке «смирно», как в почетном карауле. — Это такая честь для меня, сержант!

— Вас правда все знают? — шепотом спросила Полли, когда они отошли.

— Многие. По крайней мере, на нашей стороне. Не сочтите за похвальбу, но большинство врагов, которые мне попадались, не знают уже ничего.

— А я и не думала, что здесь будет так, — произнесла Маникль.

— Как?

— Тут женщины и дети! Лавки! Я чую запах свежего хлеба! Похоже… на город.

— Да, но то, что нам нужно, стоит не на главной улице. За мной, парни.

Сержант Джекрам воровато нырнул в проход между двумя грудами ящиков и оказался рядом с кузней. Во мраке рдел горн.

Здесь стояли палатки с откинутыми пологами. При свете фонарей работали оружейники и седельщики, в темноте мелькали тени. Полли и Маникль уступили дорогу мульему каравану. Каждый мул был нагружен двумя бочонками — но все они посторонились, пропуская Джекрама. Наверное, они тоже знакомы, подумала Полли. Похоже, сержант действительно знает всех и каждого.

Джекрам шел как человек, которого ждут великие дела. Он приветствовал сержантов кивком, лениво отсалютовал нескольким попавшимся по пути офицерам, а всех остальных просто не замечал.

— Вы здесь уже были, сержант? — спросила Маникль.

— Нет.

— А откуда же вы знаете, куда идти?

— Вот именно, парень. Я тут не был, но я знаю, что такое военный лагерь, особенно когда успеешь окопаться… — Джекрам принюхался. — А, вот оно. Вы двое ждите тут.

Он исчез между двумя грудами досок. Послышался негромкий разговор, и через несколько секунд сержант вернулся с небольшой бутылкой.

Полли улыбнулась.

— Ром, сержант?

— Умница, мой маленький трактирщик. Ей-богу, вот было бы славно, будь это ром. Или виски, или джин, или бренди. Но эта штука называется иначе. Чистейшая бражка, вот что это такое. Натуральный «висельник».

— Висельник? — переспросила Маникль.

— Вышибает почву из-под ног — и ты труп, — объяснила Полли. Джекрам улыбнулся, как учитель, услышавший ответ смышленого ученика.

— Точно, Маникль. То еще пойло. Стоит мужчинам собраться вместе, непременно кто-нибудь заквасит бражку в сапоге, очистит ее в старом чайнике и загонит остальным. Судя по запаху, эту штуку гнали из крыс. Вообще-то крысы неплохо бродят. Хотите глотнуть?

Маникль попятилась от протянутой бутылки. Сержант засмеялся.

— Умница, парень. Пей лучше пиво.

— А почему офицеры не запретят? — спросила Полли.

— Офицеры? Да что они знают, — сказал Джекрам. — И вообще я это купил у сержанта. Никто на нас не глядит?

Полли всмотрелась в темноту.

— Нет, сержант.

Джекрам плеснул из бутылки на мясистую ладонь и вытер лицо.

— Ах-х ты… Жжет как огонь. А теперь прополощем горлышко. Чтоб все как положено, — он быстро хлебнул из бутылки, сплюнул и воткнул пробку. — Ну и дерьмо. Ладно, пошли.

— Куда мы идем, сержант? — спросила Маникль. — Теперь-то вы нам скажете?

— В одно тихое местечко, где есть все, что нужно, — ответил тот. — Оно где-то тут…

— От вас пахнет спиртным, сержант, — заметила Маникль. — Вас туда пустят, если почуют?

— Да, Маникль, мальчик мой, в том-то и дело, — сказал Джекрам, шагая вперед. — В карманах у меня звенит, а изо рта разит выпивкой. То есть я богат и пьян. Что может быть лучше? Ага… сюда, в переулок… вот и оно. Да, я не ошибся, именно сюда нам и надо. Подальше от глаз. Деликатненько. Что-нибудь сушится на веревке, парни?

Между коричнево-желтыми палатками, стоявшими в лощинке, тянулись несколько веревок для сушки белья. Лощинка была просто углублением, вымытым зимними дождями. Если с вечера на веревках что-то и висело, то все уже сняли, чтобы не отсырело от росы.

— Жаль, — сказал Джекрам. — Ну да ладно, значит, придется испробовать вариант потруднее. Главное, ведите себя естественно и слушайте, что я говорю.

— Меня т-трясет, сержант, — призналась Маникль.

— Отлично. Очень натурально, — сказал Джекрам. — Нам сюда. Все тихо, никто за нами не следит, маленькая тропка ведет на верх оврага…

Он остановился возле огромной палатки и постучал палкой по доске, стоящей снаружи.

— «Креппкие галубушки», — прочитала Полли.

— Да, да, этим дамам платят не за правописание, — Джекрам откинул полог палатки с дурной репутацией.

Внутри, в некотором подобии прихожей, отгороженной парусиной, было тесно и душно. Дама в черном бомбазиновом платье, похожая на толстую ворону, поднялась с кресла и окинула всю троицу на удивление оценивающим взглядом. Этот взгляд прикинул даже приблизительную стоимость сапог.