неплохие жилищные условия, некоторую власть и даже материальные стимулы. Как только человек от этого всего отказывался, необходимость быть конформистом теряла свою привлекательность. Конечно, хиппи не любили, когда их арестовывали, снимали у них отпечатки пальцев, заводили на них дела. Но они знали, что у них нет ничего, что государство могло бы забрать. И чем чаще их арестовывали, чем чаще у них снимали отпечатки пальцев и заводили на них дела, тем больше все эти процедуры теряли свое влияние. И тем больше укреплялось чувство «мы против них», которое закаляло людей и помогало в дальнейшем не бояться репрессий. Гена Зайцев вспоминал, как во время своего первого разговора с «милиционерами», оказавшимися сотрудниками КГБ, он дрожал и покрывался потом. А несколько лет спустя, когда его вызвали для разговора в КГБ и сотрудники посоветовали ему внимательно смотреть по сторонам, переходя дорогу, он вышел из комнаты, только пожав плечами[482].

Таким образом, укрепление Системы было, по крайней мере, частичным ответом на усиление преследований и репрессий. Исчезновение большого количества мелких хипповских компаний в начале 1970‐х показало, что выжить можно было исключительно сообща. Хиппи знали, что они не одни, что у них есть единомышленники, и это давало им чувство поддержки, достаточной для того, чтобы противостоять психологическим играм, которые вели с ними КГБ и милиция, а также всеобщей враждебности, с которой они сталкивались в своей повседневной жизни. Только с помощью коллективной мудрости членов сообщества можно было поддерживать образ жизни, так отличавшийся от общепринятого, но который при этом был достаточно приспособлен к советской действительности. Успех Системы во второй половине 1970‐х годов объяснялся тем, что, с одной стороны, она была недостаточно организованна, что позволяло ей ускользать от механизмов советского контроля, с другой стороны, этой организованности хватало для того, чтобы не сломаться при первой же атаке. Вот как Гена Зайцев обрисовал постоянные встречи системы и Системы:

И когда, допустим, задерживали какую-то группу на трассе или в городе, человек десять-пятнадцать, вот идет большая какая-то компания «системных» людей, хиппи, а милиция первым делом спрашивает: «Кто у вас главный?» Дикий хохот! Потому что нет главных! И они не могли понять, что же это такое: нету главных! Нет никакого центра, нет никакой штаб-квартиры. Как с этим бороться?[483]

Гена здесь немного лукавит. Да, конечно, не было лидеров в том смысле, в котором это имели в виду советские милиционеры. Никаких комсомольских секретарей, никакой управляющей структуры. Это действительно означало, что бороться не с кем. В 1980 году КГБ устранил Сергея Москалева из хипповской Системы. Но Система не распалась, потому что она не зависела от личности Сергея Москалева. Потому что Москалев, Зайцев и Бомбин создали большое количество механизмов, которые сделали их присутствие необязательным. И потому что хиппи Системы, которые были здесь задолго до них, начиная с Солнца, Офелии, Светы Марковой, Саши Пеннанена и многих лидеров из разных регионов, заложили основы, которые обеспечивали ее выживаемость. Безусловно, сохранение памяти о людях и их деятельности обусловило определенную часть ее силы. Так что у Системы лидеры были, но она могла существовать и без них. У нее не было иерархии, но было достаточно ритуалов и различий, чтобы обеспечивать преемственность и внутренний порядок. Одним из таких ритуалов было постоянное упоминание Системы. Саша Художник вспоминает, что в 1970‐х термин «Система» использовался редко, но в 1980‐х он вдруг зазвучал отовсюду[484]. Если в течение долгого времени Система была по большей части идеей, то в конце 1980‐х она вдруг стала реальностью, которую Бомбин назвал «государством в государстве» — выражение, которое также использовал и Гена Зайцев, полагая, что это описание ходило в сообществе в то время[485]. Такое утверждение хоть и было некоторым преувеличением, однако отлично подходило к ее описанию, поскольку Система хиппи, как и советская система, была подвержена силам стагнации. И эти силы, конечно, никогда не были абсолютными, но они безусловно замедляли перемены, особенно если сравнивать с тем, чтó в течение этого десятилетия происходило на Западе.

С одной стороны, траектории развития советских хиппи и хиппи на Западе удивительным образом совпадали. Они находились в таких же поисках, как и их американские единомышленники. В своем желании обрести и описать «кайф» они нашли религию, мистицизм, йогу, вегетарианство, кришнаизм, наркотики, коммерческую музыку, путешествия, а иногда и политику. Однако в отличие от Запада, где все эти течения раскололи движение, ригидность советского социума и особенно постоянное давление советского репрессивного аппарата обеспечили единство и долговечность сообщества хиппи, которые было невозможно сохранить на либеральном и плутократическом Западе. По мнению Миши Бомбина, без «советской системы мы бы давно перестали существовать. Это режим нас удерживал вместе»[486]. Действительно, после того как в начале 1970‐х власть решила преследовать сообщество хиппи, эти две противоборствующие стороны оказались связаны деструктивными, но в конечном счете стабильными тесными отношениями, из которых было невозможно выбраться. И хотя преследования то ослабевали, то опять усиливались, властям никогда не удавалось полностью уничтожить движение хиппи. В то же время у советских хиппи был постоянный «враг», неизменный «другой», который создавал неприступную «стену», на которую можно было проецировать собственную идентичность. Поскольку эта «стена» не менялась (или почти не менялась), то не менялась и их идентичность. Как будет продемонстрировано в следующих главах, каждым аспектом своего образа жизни советские хиппи были связаны с советской средой обитания, взаимодействовали с советской системой и, безусловно, участвовали в формировании советской культуры. Живя в эпоху позднего социализма, они также в немалой степени ответственны за его формирование — со всеми его противоречиями и недостатками.

Часть II. Как советские хиппи и поздний социализм формировали друг друга

Ил. 38. Хиппи в Вильнюсе, позирующие на фоне атрибутов позднего социализма (плакат «Слава Советской армии!»). Слева, напротив стены, Олег Захаренков (начало 1970‐х). Фото из архива Г. Зайцева (Музей Венде, Лос-Анджелес)

Во второй части книги советские хиппи рассматриваются в условиях их родной советской среды. Не стоит при этом забывать — как об этом помнили и сами советские хиппи, — что хипповское движение зародилось в Америке. Этому