— Привет! — воскликнула Светлана. — А вы совсем не изменились, ни ты, ни Антрекот!

Сколько же лет мы не виделись?

Света вошла в квартиру. Как и прежде, ее красиво орнаментированные тушью и тенями глаза не были изуродованы утомительной интеллектуальностью. Дорогой костюм цвета увядших лепестков чайной розы отлично сидел на стройной фигуре. Сейчас ей должно было быть около двадцати лет, если я не ошибаюсь. Выглядела она чудесно — молодая дама из высшего света. Я почти забыла о ее существовании на этой планете — все, связанное с «Интеркомом», вспоминалось как давний сон — интересный, захватывающий, но уже очень далекий.

— Мы с тобой не виделись лет двести, — ответила Света на мой безмолвный вопрос. — Хатка нехилая. Я еле тебя нашла. Отправилась на твою старую квартиру — там незнакомые люди. Вообще-то давай мне книгу подпиши. Я для этого и пришла.

Светлана держала в руках книгу, изданную в Англии.

В три минуты, к неудовольствию Антрекота, я свернула уборку. Светлана уже выглядывала из кухни, желая обрушить на меня шквал вопросов.

— Ты не поверишь, но я просидела в Англии два с половиной года! сообщила она, устраиваясь поудобнее, пододвигая к себе чашку, сахарницу, остатки миндальных пирожных в хлебной корзинке. — Чуть с тоски не умерла. Дождь, сырость, ни одного знакомого лица. Тупольский удружил, можно сказать, дочурке.

— Дочурке?

— Ну, я же ему как дочь. Сослал, злодей, в Англию, как на Сахалин. Намучилась я, Татьяна, на восемь лет вперед. Два года в стране, языка которой ты не знаешь. А он мне говорит — учись, развивайся. Пока не выучишь английский, из Лондона ни ногой. Всю жизнь одна и та же мелодия.

— Подожди, а разве Тупольский не в тюрьме? — удивилась я.

После того как я написала статью, доверив бумаге все, что так неосмотрительно рассказал в присутствии моего включенного диктофона Вячеслав Петрович, а потом на материале этого дела опубликовала книгу, я полагала, что Тупольский благополучно сядет в тюрьму со своей шайкой и проведет в ее мрачных стенах по крайней мере лет десять.

Света замерла от удивления:

— А он должен быть в тюрьме? Что он тут натворил?

— А ты разве не читала книгу?

— Боже мой, да ведь она на английском! Я не смогу прочесть, даже если Славик сгноит меня в Лондоне. О, но это было чрезвычайно приятно представляешь, иду по лондонскому тротуару, настроение премерзкое, дождь, как всегда, с утра зарядил, все вокруг в темно-серых костюмах с бледными физиономиями и норовят выколоть глаза зонтом. И тут вижу эту книгу, и твоя фотография на обложке. Улыбка шесть на девять, ты довольная, как слон. Я чуть не прослезилась от такой удачи — единственное родное лицо. А что, в этой книге про Тупольского?

Неужели Светлана ничего не знает? Наверное, Тупольский не стал посвящать «дочурку» в свои подпольные махинации, а при ее стойком отношении к литературе и периодической печати он мог надеяться, что до конца своей жизни Света так и не узнает, какой темной фигурой в закулисных играх российской действительности являлся когда-то ВэПэ. А даже если бы и узнала — насколько я помню, эта милая девчушка не имела привычки задумываться о происхождении стодолларовых купюр, которыми расплачивалась за свои красивые, дорогие наряды.

— Твой любимый Тупольский послужил прототипом книги.

— Ну, ты молодец, возьми меня на главную роль в следующий раз, хорошо! Я тоже хочу забронировать местечко в истории. Что написано пером — не вырубишь топором…

— Да подожди, — остановила я Светкину болтовню, — расскажи лучше о Тупольском.

— А что? Процветает, как всегда. Денег куры не клюют. Родителей моих обеспечил, а то они сидели и ныли с утра до вечера — пенсия маленькая, жизнь тяжелая, государство не обеспечивает, долги не отдает. Он взял да и устроил им жизнь. А меня, значит, изверг, заточил в Англии. Кстати, припоминаю, точно-точно, тогда в Лондон приезжала его жена, говорила, что у нашего Ту-154 крупные проблемы, но он выпутается…

— А сейчас он где?

— Да в Москве, конечно. Если не на Канарах или в Африке. Москву он любит. Я с ним вижусь раз в неделю, он мне квартиру купил. С Ленкой, женой его, мы в бассейн ходим. О тебе часто вспоминает.

— Неужели?

— Точно. Очень ценит твою сообразительность. Говорит: такую энергию да в нужное русло, но характер бесповоротно испорчен комсомольским воспитанием. Что он имеет в виду?..

Значит, все оказалось зря. Демократия и гласность — два разноцветных воздушных шарика, которые каждый раз с треском лопаются, едва соприкоснувшись с острым углом действительности. Тогда меня чуть не убили ребята Тупольского. Об организации, в которой он состоял, писали все газеты, общественное мнение волновалось, как океан Айвазовского. Но Вячеслав Петрович скользкой рыбкой, вильнув плавниками, скрылся целым и невредимым. Неужели с этим нельзя бороться, неужели страна обречена медленно разлагаться и гнить, пока ее изнутри поедают черви наподобие Тупольского?..

Для Сержа новость о том, что наш давний враг живет и здравствует, отдыхает в Африке и на Канарах, вместо того чтобы расплачиваться за вред, нанесенный обществу, тоже явилась откровением.

— Если Тупольский на свободе, то странно, что он до сих пор не предъявил счет за твое настырное поведение. Или он решил списать долг за давностью лет? Ведь, как мы сегодня выяснили, последнее слово все равно осталось за ним?

Этой ночью я была отчаянно-энергична из-за своего плохого настроения. Обидно узнавать, что ты оказался проигравшим в игре, которую наивно считал своей. В пятом раунде переговоров Сергей не выдержал и взмолился:

— Сбавь обороты, моя агрессивная незабудка, ведь я не Тупольский, а ты уже не та народная мстительница, что была раньше!

* * *

Девятое мая, День Победы. Как он был далек от солдат, которые проползли пол-Европы по-пластунски, и как он далек сейчас от нас! Солнце отражалось в орденах ветеранов и в их глазах — гордых, но выцветших и грустных. Горький праздник победителей — людей из стальных сухожилий, которые не только вынесли на своих плечах победу и презентовали ее миру около берлинского рейхстага в 45-м году, но еще и сумели прожить полвека после победы в таких условиях, которые показались бы жителям побежденной страны адскими.

Сегодня утром мне позвонил по телефону неизвестный тип и предложил встретиться, пообещав снабдить интереснейшей информацией. Неделю назад я сказала бы ему, что стара и немощна для подобных игр, но теперь, обозленная неуязвимостью Тупольского и ударом, нанесенным моему самолюбию, я согласилась прийти в назначенный час в назначенное место.

За мной увязались Эванжелина и Света и надоедали мне своим непрерывным верещанием. Света, растерявшая всех подруг за годы английского затворничества, твердо вознамерилась подружиться с Эванжелиной и в ее лице сразу же нашла увлеченного собеседника. Они обсуждали экстравагантные наряды и способы тратить большие суммы денег за максимально короткие промежутки времени. Эванжелина знала шестнадцать таких способов, Светлана сконцентрировалась и выложила все двадцать пять. Об этом они безостановочно тараторили на заднем сиденье полуразвалившейся «шестерки». После того как Серж купил новые «Жигули», мне оставалось только надеяться, что «шестерка» окончательно развалится и тогда новая «семерка» перейдет в совместное пользование. А пока мы гудели, скрежетали, дымили, в объезд добираясь до назначенного пункта, так как половина улиц города была перекрыта.