Отбезумствовав на острове, толпа снова разделилась на три части, и первая ее часть двинулась к храму Марса Мстителя, вторая — к храму Юлия Цезаря, а третья — на Римский форум, к рострам. И якобы у только что открытого и освященного Мстителя, на храмовых ступенях, мужчина высокого роста, облаченный в доспехи Марса и с характерным для этого бога шлемом на голове, совлек одежды с женщины, одетой весталкой, и принялся совокупляться с ней на глазах у многочисленных танцующих и поющих спутников и спутниц.

Похожее святотатственное безобразие было совершено и на Форуме Цезаря, у храма божественного Юлия, у той части стены, где изображен герой Эней, несущий на руках своего престарелого отца, — с той лишь разницей, что здесь под радостные крики собравшихся разврату предались не «Марс» с «весталкой», а «Венера» с «Анхизом», причем та, которая играла роль Венеры, была рыжеволоса, широкозада и прямо-таки насиловала своего партнера, царапала лицо, кусала в шею… Позволь, я опущу другие подробности, которые привел мне Вардий.

На рострах же, на Римском форуме, на тех возвышениях, с которых ораторы обращаются к народу, с которых еще недавно провозглашен был закон о прелюбодеяниях и были объявлены наказания для его нарушителей, в этих поистине священных для римского государства местах, одни говорили, тоже были учинены развратные бесчинства, другие же возражали: нет, до порнографии проказники не опустились, но, торжественно объявляя о своем последнем сексуальном достижении, водружали на статую Марсия венки… Всем ведь известно, что так поступают римские адвокаты, одержав победу в суде… Ну вот и распутники Марсия увенчивали, издеваясь над древним отеческим обычаем.

К полудню слухи, расползшиеся уже по всем четырнадцати римским кварталам, несмотря на их противоречивое разнообразие и пестроту деталей, почти все приобрели три центральные темы. Первая: организатором оргий был Юл Антоний, а Юлия на трех форумах была главной исполнительницей: у Мстителя она выступила в роли весталки, у Юлиева храма изображала Венеру, на рострах же, облачившись в мужскую тогу, предлагала себя каждому желающему, и многие ее предложением радостно воспользовались.

Тема вторая: спутники и спутницы Юла и Юлии, разгоряченные обильными возлияниями, обезумевшие от собственного бесстыдства, от страшного примера, который подавала им дочь великого Августа, образовав пары, развратно подражали своим предводителям, мутунствовали и тутунствовали.

И, наконец, третья тема: статую, которая стояла возле ростр, они объявили статуей не Марсия, но Марса и, увенчивая его, восклицали: «Старый плешивый пердун! Хватит тебе хорохориться! Служи великому Мутуну и прекрасной Тутуне! Сторожи свою дряблую курицу и, если получится, попробуй ее позабавить любовью! На что ты еще годишься, мститель пустого курятника?!»

Всё это мне рассказав, Вардий тут же предупредил, что слухи лишь малой своей частью соответствовали тому, что произошло в действительности. Да, вошли через трое ворот, сошлись на Тиберинском острове и там совершили обряд с пропитанными серой факелами. Да, «инсценировали два соития» (так выразился Гней Эдий): одно у храма Марса Мстителя, другое на Форуме Цезаря. Но Юлия ни в одном из них не участвовала. В первом случае роль Марса играл один из Юловых «разноцветных», весталку изображала одна из третьеразрядных «камилл»-заработчиц. Во втором эпизоде «Венерой» предстала какая-то никому не знакомая рыжеволосая женщина, которую Юл Антоний долго разыскивал и наконец разыскал — по фигуре и по возрасту весьма напоминавшую Юлию, особенно в темноте; а роль Анхиза взял на себя Квинтий Криспин — только этот бесшабашный шутник мог согласиться на то, чтобы его, голого и уродливого, кусали и царапали. Прочие Юлины адепты мутунствовали и тутунствовали лишь криками одобрения, похабными песенками и фривольными танцами, но никто из них…нет, не было никакой свальной порнографии. И уж подавно не случилось ее на ростральном трибунале. Там лишь пропели скабрезные куплеты и увенчали несчастного Марсия те женщины и мужчины, которые накануне, перед вступлением в Рим, на общей сходке «Легиона Любви» были признаны самыми «мутунотутунными». Юла и Юлии на рострах вообще не было и быть не могло, так как после Тибертинского острова компания разделилась на три группы, которые больше уже не сходились, и Юлия с Юлом наблюдали за ночным представлением у Марсова храма, Криспин верховодил и действовал на Форуме Цезаря, на Римском же форуме предводительствовали мужчинами — Корнелий Сципион, а женщинами — Помпония Карвилия; должна была руководить Полла Аргентария, но она не явилась на сборный пункт.

— Уж кому-кому, а мне доподлинно известно, что происходило на всех трех форумах, — заверил меня Эдий Вардий и добавил: — Хотя лично я ни на одном из них не был. На Тибертинском острове Секст Помпей случайно подвернул себе ногу. И мне пришлось провожать его до дому.

Признавшись в этом, мой собеседник тут же поведал мне, что слухи прекратились, когда ближе к вечеру люди заметили, что в каждом квартале появились караулы вигилов-пожарных во главе с квартальными викомагистрами, а у всех городских ворот к стражникам присоединились преторианцы, которые принялись проверять и досматривать всех входивших и выходивших из города.

После захода солнца Рим опустел и затих.

В ночь на иды начались задержания и аресты.

III. Лишь упомянув об арестах, Вардий тотчас сменил тему и заговорил о Фениксе. При этом Гней Эдий ни словом не упомянул о его отношении к похождениям Юлии и Юла, но весьма обстоятельно — и как мне показалось, нарочито — стал описывать его творческую деятельность. Мне было сообщено, что в консульство Пазиена и Кальвизия Феникс издал первую книгу своей «Науки» и стал работать над второй, которую также издал в следующем году, при консулах Мессалине и Лентуле. А еще через год — то есть в тринадцатое консульство Августа и в тот год, о котором я сейчас вспоминаю, — в январе вышла третья, заключительная часть «Науки», и в апреле Тукка издал все три части одной книгой. Все эти издания пользовались неслыханной популярностью, их в разных форматах продавали во всех книжных лавках. Но полную «Науку» по договору Тукки с книготорговцами Сосиями было решено продавать только в их лавках, и к этим Сосиевым лавкам в первые дни продажи даже выстраивались очереди, хотя это издание дорого стоило. Тут Вардий принялся описывать, как выглядел книжный ковчег, на какие палочки наматывались свитки, каким маслом натирали папирусы, как были оформлены титулы, как подрезаны и обработаны края и тому подобное. Он не только не скупился на мелкие детали — он их смаковал и некоторые описания несколько раз повторял.

А потом неожиданно объявил:

— В ночь на майские иды за моим другом пришли.

IV. Феникс был у себя на вилле. Он лег спать и успел крепко заснуть. Когда его разбудили, над ним стоял центурион-преторианец и чуть позади испуганный спальный слуга.

«Одевайся», — велел центурион.

Слуга стал одевать Феникса, а тот спросонья не мог понять, что и зачем с ним делают. Но ни о чем не спрашивал; как объяснил Вардий, опять-таки спросонья.

Он стал задавать вопросы, лишь когда они с центурионом вышли из дома: что, собственно, происходит? с какой стати? и почему среди ночи? Но центурион на вопросы не отвечал. Возле дома стояла реда — двухместная коляска на четырех колесах, запряженная мохнатым лигурийским конем. На козлах сидел солдат в форме преторианца. Центурион зачем-то подсадил Феникса, как будто тот сам не мог забраться, уселся рядом, толкнув доспехами и тяжелой калигой наступив на ногу.