Давным-давно одноклассницы, Лена и Наташа,предложили мне пойти посмотреть на котят, которых родила дворовая кошка. Маманикогда не отпускала маленькую Фросеньку[11] от себя дальше чем на два метра. Водиннадцать лет меня это огорчало: ребята смеялись надо мной, обзывали«малявкой» и никогда не звали поиграть вместе. Я не пыталась вырваться из-подродительской опеки, понимала, что мама будет переживать, но Лена и Наташапредложили мне свою дружбу, и я дрогнула. Мы сбежали с двух последних уроков,спустились в школьный подвал, и я спросила: «Где киса?» – «Вон она, – Ленаткнула пальцем в темноту, – боишься идти одна? Ты трусиха?» – «Конечно, нет», –храбро ответила я, сделала пару шагов и услышала звук задвигающейся щеколды.«Посиди тут! – крикнула Наташа. – Проверим, какая ты смелая, начнешь орать – ненадейся с нами дружить».

Я чуть не скончалась от ужаса, села накорточки, уткнулась носом в колени и провела в этой позе невесть скольковремени, пока в подвал не ворвались моя мама, директор, завуч и несколькомилиционеров. Скандал вышел громкий, я сразу назвала имена Лены и Наташи,девочек поставили на учет в детской комнате милиции. За предательство класс объявилмне бойкот, кое-кто из учителей тоже меня осудил, а вожатая сурово заклеймилана общем собрании, заявив: «Настоящий пионер никогда не выдаст своих, даже еслиего фашисты на костре поджаривают».

В результате меня перевели в другую школу, ясделала вид, что забыла о глупом приключении. Но на самом деле запомнила этонавсегда. С тех пор я не люблю оставаться одна в помещении без окон и дверей.Но признаваться в легкой форме клаустрофобии частный детектив не имеет права.

Я начала медленно спускаться в подвал, бормочасебе под нос:

– Давай, Лампа, здесь вообще никого нет,только очаровательные крыски.

Едва нога коснулась пола, как в карманеоглушительно заорал мобильный. Оцените крепость моих нервов: я не уронила ниогнетушитель, ни фонарь, аккуратно поставила их на ступеньку и вытащила трубку.

– Ты где? – сурово спросил Макс.

– Неужели ты только что получил мое смс? –расстроилась я.

– Я нахожусь в полуразрушенном доме наБастыркина, но тебя не вижу, – уточнил приятель.

Я вернулась назад, высунулась из двери изакричала:

– Макс!

Раздался звук шагов, и в поле зрения появилсяВульф.

– Здесь никого нет, – констатировал он.

– Надо изучить подвал! – Теперь, в присутствииприятеля, я обрела стопроцентную смелость.

– Ладно, – согласился Макс, – пошли.

Мы побрели по просторному помещению с низкимпотолком, под которым змеились трубы. Я услышала странный звук, повернулаголову, увидела под потолком зарешеченное оконце почти вровень с землей,подошла к нему и закричала:

– Макс!

На полу лежало что-то, прикрытое грязнымкуском картона. Из-под него высовывалась нога, обутая в хорошо знакомый мнесапог.

– Укромное место, тело здесь могли найтитолько случайно, – процедил Максим, обнимая меня за плечи.

– Это Нина Силаева, – проглотив комок в горле,сказала я, – ее обувь.

– Надо подняться наверх и позвонить, –засуетился Вульф.

На его голос наложился тот же странный звук,который я только что слышала. Я подняла глаза и поняла: в окошко врезан самыйпримитивный «кондиционер» – маленький вентилятор, чьи лопасти вращает ветер сулицы.

– Здесь, наверное, связь отсутствует, – сказалМакс.

– Доставай трубку, – велела я. – Нинабеседовала со мной отсюда.

Гладкова с бригадой мы ждали довольно долго.Пока специалисты занимались трупом и осмотром места преступления, Павел со всейтщательностью допросил нас с Максом и отпустил со словами:

– Никуда из города не уезжайте, вы скоро мнепонадобитесь.

– Хочешь кофе? – предложил мне Макс.

Меня моментально замутило, но я согласилась.

– Придется ехать кавалькадой, – попыталсярассмешить меня Макс, – вот вам век глобальной автомобилизации. Куда двинем?

Я устало ответила:

– Мне без разницы.

– Тогда в «Синюю утку», – потер руки Макс, –там шикарно готовят макароны в яблоках.

Я подумала, что ослышалась, молча села в своюмашину и поехала за Максимом, который направился в самый центр Москвы. Кафеоказалось маленьким и не имело вывески. Если о нем не знать, пройдешь мимо, нооб уютном трактирчике, похоже, слышали многие – нам с трудом нашли столик внеудобном углу, почти у входа в туалет. Вы не поверите, но в меню были «Яблокипо-флотски».

– Это шутка? – спросила я у официантки.

– Все так думают, – обрадовалась она. –Попробуйте, вкуснотища. Макароны варятся, соединяются с отварным нарубленныммясом и жареным луком.

– Пока все более чем обычно, – сказала я.

– Потом берете антоновку, вырезаете мякотьтак, чтобы получилась «корзинка», – продолжала официантка, – набиваете еемакарошками, прикрываете срезанной верхушкой – и в печь, на средний жар, покане пропечется.

– Несите, – решила я.

– А тебе, Макс, как обычно? – подмигнулаВульфу брюнетка.

– Угадала, Люсенька, – кивнул тот.

Когда официантка ушла, я, по непонятнойпричине обидевшись, выпалила:

– Ты здесь постоянный клиент?

– Забредаю изредка, – сказал Макс, – тутвкусно готовят. Я проверил Льва Георгиевича Райкина и Арсения ЛеонидовичаФилатова – кто-то же из них велел поставить тебе «жучок». Райкин авантюрист, внаучной среде о нем высказываются презрительно. Лев Георгиевич преподавалфилософию, звезд с неба не хватал, книг не писал, вершиной его карьеры коллегисчитали пост заместителя ректора по административно-хозяйственной работе.Короче говоря, на заре туманной молодости Райкин состоял в завхозах, заботилсяо туалетной бумаге в институтских сортирах, следил за сохранностью мебели ваудиториях, руководил уборщицами.

– Звучит не гламурно, – фыркнула я, – и непохоже на начало блестящей научной карьеры.

Макс взял вилку и принялся ковырять горузеленого салата.