– А когда это было, не припомните?

– Разве что примерно.

– Несколько месяцев спустя, Дон?

– Нет, нет. Три или четыре недели, самое большее. Но я уверен, что за это время она успела побывать за границей. Думаю, это случилось вскоре после того, как они с мужем поругались и решили расстаться. В любом случае, я сразу понял, что это не обычный визит.

– Почему?

– Не успела она войти, как тут же попросила, чтобы я ушел. Даже Марко был озадачен, потому что она отбросила обычную прелюдию. «Вы ведь не возражаете? Нам с синьором Варелли надо обсудить кое-что наедине. Сейчас полдень, Марко, дай ему погулять до завтра, хорошо?» Мне показалось, что ему внезапно расхотелось меня отпускать. Думаю, тогда он уже перестал ей доверять. Но она настаивала, и он махнул мне.

– У вас есть предположения насчет того, что она хотела? Она принесла с собой сумку?

– Нет, на этот раз большой сумки не было, только дамская. Я снял рабочий халат, попрощался, вышел и закрыл за собой дверь.

– А Варелли не рассказывал, о чем они говорили?

– Это не требовалось, детектив, – Кэннон подлил губы и, глядя в сторону, продолжил: – Мне стыдно, но я просто не смог сдержаться. Я сбежал вниз на несколько ступенек, снял сандалии и снова поднялся, чтобы подслушать у двери. Дениз Кэкстон превзошла саму себя. Умоляла Марко взглянуть на то, что она принесла, упрашивала и льстила напропалую и все это на своем скудном итальянском. «Мои жемчужинки», – повторяла она. А затем сказала ему, что он – единственный человек в мире, кто сможет установить истину, что это приключение станет венцом его карьеры и его наследием, потому что он поможет вернуть людям бесценную, но утраченную картину.

– Жемчужинки? – переспросил Чэпмен. – Вы не видели, что это?

– Нет, но мне и так все стало ясно. У нее был небольшой мешочек, который она открыла и положила на рабочий стол Марко. Кусочки краски, дюжины чешуек.

– От украденного Рембрандта?

– Именно это она и хотела узнать.

– Я признаю мастерство Варелли, – сказала я, – но разве реставратор может наверняка определить подобное?

– Полагаю, вам обоим известно, что «Шторм в Галилее» пропал во время той кражи, а воры оказались на редкость неаккуратными – просто вырезали полотно из рамы, и на полу осталась горстка чешуек краски. А это означает, что с необработанных краев картины краска продолжала падать, поэтому у нынешнего владельца картины тоже могла набраться горстка чешуек вроде тех, что нашла полиция. Научная лаборатория смогла бы окончательно их датировать. Это делают при помощи электронного и поляризационного микроскопа, какие использует ФБР. Например, специалистам удавалось разоблачить подделку, обнаружив мизерную примесь мела в грунтовке и доказав, что он был изготовлен двадцать лет назад, а не триста. Современная технология. Но Марко мог стать отправной точкой, высказать первое суждение. То, что в лаборатории делают при помощи инструментов и микроскопов, он делал при помощи носа, пальцев и верных глаз. Именно поэтому его и называли гением реставрации. Кроме того, мисс Купер, вряд ли Дениз Кэкстон могла так вот легко прийти в ФБР и спросить, правда ли, что кусочки краски в ее мешочке совпадают с теми, что нашли на полу в музее под тем местом, где висел Рембрандт.

– Варелли осмотрел эти чешуйки?

– Не знаю. Когда я ушел, он все еще упирался и отказывался выполнить просьбу миссис Кэкстон.

– Почему же вы не подождали?

– Поверьте, я хотел остаться. Но пришли рабочие, принесли рамы, которые Марко отдавал на позолоту. Они должны были явиться еще утром. Когда я услышал звонок, то испугался, подумал, что мистер Варелли откроет дверь и увидит меня. Поэтому тут же ушел. А на следующий день он вел себя как обычно. И после того случая с Вермеером я не решился спросить его о кусочках краски. Кажется, я даже имени Рембрандта не упоминал при нем еще несколько месяцев.

– A он больше не говорил о Дени? Она еще приходила?

– Очень редко, насколько мне известно. Но каждый раз он настаивал на моем присутствии – то ему требовалась моя помощь, то он просил меня выпить с ними бокал вина. И он перестал говорить о ней. После ее ухода он качал головой и сетовал, что она сумасшедшая. «Bella pazza» – «сумасшедшая красотка». Так он стал ее называть.

– А после того, как стало известно, что ее убили? Что он сказал тогда?

Дон Кэннон покачал головой:

– Не знаю. У меня были каникулы, и мы с моей девушкой уехали. Родственники с трудом нашли меня, чтобы сообщить, что Марко умер. Но к разрыву с Дениз привело именно это: случай с Вермеером и кусочками краски, я уверен. И потом, – добавил он, расправив плечи и выпрямившись, – был второй случай, весьма странный, по крайней мере, на мой взгляд.

– Еще случай? Кажется, вы сказали, что к разрыву привели Вермеер и жемчужинки.

– На мой взгляд, эти два случая из одной копилки связаны с кражей в Гарднер. А тот второй, о котором я говорю, – совсем иной коленкор.

Майк сделал пометки в блокноте, а я записала еще несколько вопросов.

– Через некоторое время Дениз снова пришла в мастерскую. Это было после того, как она разъехалась с мужем. На этот раз она пришла с мужчиной…

– Имя?

– Извините, тут я вам ничем не помогу. Я его почти не разглядел. Он держался позади, в стороне, а мое внимание – как и внимание Варелли – было приковано к миссис Кэкстон. Она часто приводила мужчин, ее клиентов. Они редко вступали в разговор с мистером Варелли, а я на них не отвлекался. Так вот, она рассказала Марко про ссору с мужем и сообщила, что принесла подарок, на этот раз для Джины – миссис Варелли. Это было ожерелье из янтаря – из огромных кусков янтаря – и янтарная же резная фигурка. «Дэн, иди посмотри», – пригласила она меня. Мы с ней встречались больше сотни раз, но она так и не потрудилась запомнить мое имя, эгоистка. Всегда называла меня Дэном вместо Дона. «Иди взгляни, такое больше нигде не увидишь. Редкость. Это мне Лоуэлл подарил, но теперь я хочу от них избавиться. Собью спесь с муженька. А Джине понравится, да. Марко? Можешь не говорить ей, что от меня». Миссис Кэкстон протянула ожерелье и статуэтку Варелли, но он отступил, и вещицы упали на пол. «Я не возьму их в свой дом, signora,[30]ни за что. Слишком много людей погибло из-за этих безделушек, с которыми вы так небрежны».

– И она ушла?

– Она опустилась на колени и стала собирать янтарь. Нитка ожерелья порвалась, и бусины рассыпались по полу, как мячики для гольфа. Я помог ей все собрать, и она убрала янтарь в сумочку. А затем они ушли. Но забыли янтарную статуэтку. Думаю, случайно. Мистер Варелли ее даже не заметил. Но когда на следующее утро в мастерскую поднялась Джина и принесла нам чаю, она ее сразу увидела и просто влюбилась. Взяла статуэтку и отнесла вниз, в квартиру.