* * *

Не помню, сколько я метался по комнате, по коридору, по квартире.

Затих в кресле, стиснув пальцами виски.

Хватит блажить. Надо что-то делать.

Что-то придумать и – делать…

* * *

Впервые за последние дни я пришел в гараж.

Похлопал «козлика» по капоту. Постоял, предвкушая. Весь мелко дрожа от волнения.

Потом старательно, заставляя себя не торопиться, чтобы чего-то не забыть, с редкостным удовольствием сложил в машину все охотничьи принадлежности. Рюкзак, спальный мешок. Гарпуны. Пачку патронов для Курносого.

Сами патроны пересыпал в мешочек, а масляные картонки кинул в угол за машину. Когда отъеду, будут на виду.

Вот так.

Я постоял, дрожа от адреналина, еще раз оглядываясь. Но делать больше нечего.

Здесь – нечего.

Все остальное этот чертов пижон сам сделает за меня. Сначала будет звонить, потом заедет ко мне. Проверит, что меня нет в квартире, и поедет сюда. И вот тут уж убедится, что я не просто пошел гулять по округе на своих двоих, а уехал на «козленке». Прихватив все охотничьи принадлежности.

Да, все так.

Я забрался в машину и завел мотор.

* * *

Солнце прыгало за домами, уже красноватое, не слепящее – спокойное-спокойное…

Я приоткрыл окно, чтобы чувствовать щекой холодный ветерок, а под ним – едва заметное теплое касание.

Небо тоже млело. Весь запад расплавился, затянулся огненно-медными нитями облаков.

Вот и поворот.

Последние заборы остались позади, впереди лишь холмики с голыми метлами кустов. Сжали дорожку с двух сторон, закрыли солнце, навалились холодной тенью. Лишь изредка, в проеме горок, мелькнет плавящийся горизонт – с черным силуэтом дома.

От дороги осталось одно название, машину кренило с бока на бок.

А потом к играющему в салочки солнечному касанию добавилось еще одно… Холодноватое, изнутри висков.

Робкое. Без заигрывания, как в прошлый раз. Просто тихое, довольное прикосновение – дарящее кусочек тихой радости. Как горловое урчание сытой кошки. Приветливое, но занятое – мечтой, дремой, сладким сном… Коснулось – и ушло.

Холмики сошли на нет, я выкатился к дому Старика.

Дом высился глухой черной стеной. В кабинете свет не горел. В комнатах с другой стороны света тоже нет – я бы заметил отсветы через коридор и кабинет.

Хм…

Вообще-то в такое время я к Старику давно не наведывался. Обычно либо рано утром, либо ночью. А если он еще спит?

И, хмурый, возьмет да и пошлет меня подальше…

Я постоял на крыльце, не решаясь звонить. Может, и спит. Но и ждать, пока проснется, я не могу. Ставки сделаны. Весь расчет именно на то, что я буду у него – милый, послушный Владик…

Я надавил на кнопку.

Мне пришлось ждать пару минут, пока щелкнули замки и показался Старик.

Какой-то взъерошенный, хотя не сонный, а скорее возбужденный. Он вздохнул и, не приглашая войти, не откатываясь с прохода, тяжело глядел на меня.

– Опять девочку мучить пришел, зараза конопатая…

Голос у него был хрипловатый, он откашлялся. И кажется, нет у него в лице ни капельки привычной шутливости. Всерьез он это все. Ох, и правда не в духе.

– Нет, дед Юр. Просто так. Можно?

В доказательство я протянул мои верительные грамоты – бумажный пакет.

Старик, прищурившись, молча глядел на меня.

Потом отобрал пакет, поставил себе на колени, размотал горловину – вощеная бумага хрустела как новогодний снежок – и заглянул внутрь. Придирчиво изучил содержимое. Из пакета тянуло ароматическим чаем – любит Старик ужасно эти немецкие смеси. Еще там пара лаймов, их он тоже любит. Горький шоколад. Смесь орехов и сушеных фруктов.

Старик хмыкнул, все еще недоверчиво. Нехотя откатился с прохода:

– Ну, проходи…

* * *

Солнце зашло, тоскливые цвета заката уступили теплому свету ламп. Я попытался помочь Старику с чаем, но он шикнул на меня и отогнал в гостиную.

В коридоре я помешкал, слушая, как он хозяйничает, в стеклянном звоне и шипении электрического чайника.

У двери в кабинет.

В сокрушающие кухонные запахи тонкими струйками вплетался запах кожаных переплетов, бумаги, книжного клея – запах древности и знаний.

Где-то здесь и книга той паучихи. С «живым» переплетом, не идущим в сравнение ни с. одним из тех, что я видел прежде…

Может быть, в ней есть объяснение тому, что затеяли жабы у морга. А может быть, Старик, и так это знает, без всякой книги. Я же все его рассказы слушал вполуха. Только то, что касается самих атак. А все остальное – так: влетело и вылетело.

Потому что дурак был. Малолетний идиот! Теперь бы и рад это все услышать по второму разу, да только как? Если я сейчас начну расспрашивать о чертовых суках, вдруг Старик что-то заподозрит?

– Ты чего тут замер, в потемках?

Из кухни выкатил Старик, толкая перед собой сервировочный столик. То его, то колеса каталки. Но броситься помогать ему со столиком – только нарваться на раздражение.

Я отступил в гостиную, зажег свет. Старик разливал чай.

– Значит, просто чайку попить заехал к старику…

– Ну…

– Что? Решил подкупить старика, выпросить разрешение поохотиться?

Холодок. Опасный холодок в его голосе. Если бы я и приехал просить такое разрешение и уговаривать, я бы не стал этого делать.

– Нет, – сказал я.

– Да? А тогда что?

– Дед Юр, ну правда просто так…

– Ну давай, давай, говори! Что там у тебя? Я же по твоим глазенкам вижу, что что-то тебе надо.

Старик сверлил меня взглядом. Эх, была не была…

– Дед Юр… Я подумал, я…

– Ну, рожай, Крамер! Не тяни кота за хвост!

– В общем, я тут как-то… Я ведь толком про этих сук ничего и не знаю. Ну, то есть, как охотиться, это я представляю. А вот про них самих…

Я взял чашку и присосался к обжигающему краешку, выигрывая время. Тихонько косясь на Старика. Пан или пропал?..

– А то я тебе раньше, значит, не рассказывал?

– Ну-у…

– А все, что я тебе говорил, значит, между ушей пропускал?

– Ну-у…

Старик старательно хмурился, но меня-то его напускная хмурость не обманывала.