Пару недель до окончания похода весь экипаж рассказывал эту историю каждый на свой лад. И еще месяца два после прихода на базу весь экипаж, включая командира, таскали в контрразведку давать подписку о неразглашении…

Закончив рассказ, Лукашин поискал взглядом свой нетронутый стакан с вином. И не нашел.

Трезвомыслящие, обученные азам военнокосмической стратегии офицеры задают себе принципиальные вопросы — не могут не задавать. И вопросов этих много. Даже слишком.

Как отреагируют на русский мятеж большие нации? Те же ханьцы или индусы? Попытаются пойти нашим путем? Но они-то в любом случае еще не готовы действовать или даже помыслить о мятеже боятся. Займут выжидательную позицию, рискуя нарваться из-за этого на юнитские репрессии? Будут симулировать военную активность, а сами копить силы — на случай, если ООН зашатается и настанет удобный момент для выхода?

Или все наоборот: накопленную за века ненависть к русским можно выплеснуть под предлогом борьбы за нерушимость ООН? Ханьцы начнут истреблять нас в ходе боев и просто под шумок, а затем получат бонусы в виде кораблей, станций и планет?

Главный вопрос: чего ждать от атлантистов? Они сильны своей вековой солидарностью и будут стоять за ООН насмерть… или пока не возникнет крайняя необходимость драпануть. И что будут делать наши давние союзники: сербы и болгары, осетины и белорусы? Поддержат идею воссоздания Империи, разведут руками или помогут нашим врагам?

Позицию враждебных народов необходимо знать заранее, иначе можно очень сильно пострадать. Значит, надо зондировать почву. Тут Ригерту и его сотоварищам карты в руки…

Если напрячь маленькие серые клеточки, каждую конкретную проблему наверняка можно решить. Например, ханьский вопрос. Все подданные бывшей Поднебесной, что обитают на Старой Земле, в случае успешного мятежа станут нашими заложниками. И активных боевых действий со стороны ханьских кораблей ждать не придется…

Кок выслушал старпома и покачал головой. Излишества он не любил, однако пошел навстречу каплейту Бульбиеву. У кока была отличная интуиция, и по интонациям Семена Петровича он понял: очень скоро заначка может не понадобиться.

Каплейт вернулся в кают-компанию, прижимая к груди две трехлитровые бутыли самогонки. Офицеры встретили его аплодисментами. И пока прозрачный напиток разливали, старпом начал рассказывать очередной анекдот:

— В гарнизонном доме офицеров проходит ежемесячный бал. Молодой лейтенант только что вернулся с дальнего похода и приглашает на танец молодую девушку. Во время танца девушка обращает внимание: у лейтенанта что-то выпирает из штанов. «Что это?» — спрашивает она. Лейтенант, слегка сконфуженно: «Я сошел на берег прямо с вахты и забыл сдать свой „магнум“. Вот и засунул его в карман». На следующий танец девушку пригласил адмирал. «Вы представляете, танцую я с лейтенантом, смотрю, а у него что-то из штанов выпирает. Спрашиваю, что это. Он говорит: „магнум“. Адмирал, а у вас есть „магнум“?» Адмирал, задумчиво: «Да, был „магнум“, а теперь одна кобура осталась».

Мятеж готовили тщательно, не полагаясь на случайности, не приурочивая его ни к каким политическим или военным событиям. А тут идиотское восстание, которое подняли русские студенты на учебной планете Сорбонна.

Ребятишки требовали сделать русский язык государственным на Старой Земле, а самые радикально настроенные призывали ООН самораспуститься и возродить национальные государства, включая Российскую империю. Многие студенты иных национальностей в душе были на стороне русских, но не решились их поддержать.

Мирные демонстрации быстро переросли в погромы. Неизвестные лица в масках подожгли несколько кампусов и атаковали прибывшие туда подразделения полиции. В ход пошли традиционные уличные средства: бутылки с зажигательной смесью, светозвуковые гранаты и баллоны с веселящим газом. Детские игрушки по сравнению с силовыми щитами, психотропными излучателями и «глушилами» — акустическими генераторами. Но и этих спецсредств юнитским силовикам показалось мало: они применили винтовки с резиновыми пулями и парализующий газ.

Волнения русских студентов на планете Сорбонна были подавлены с неоправданной, даже необъяснимой свирепостью. Кто-то провоцировал молодежь на бессмысленные акции, а полицейских и солдат — на жестокие репрессии. Кто-то целенаправленно подталкивал сто пятьдесят миллионов русских к восстанию. Кто именно? Сухов не сомневался, что это устроили люди из контрразведки. Замешан ли в Сорбоннском побоище лично господин Ригерт? Бог весть.

Закончились офицерские посиделки песнями под гитару. Военморы драли глотки что есть мочи. Наверняка голоса были слышны всей эскадре.

Как истребитель, ты красива,

Как буи, грудь твоя полна,

Как датчик топливный, правдива,

Как бронепластик, хороша!

Твои глаза, как фары, светят,

И, как компрессор, дышит грудь,

Как диффузор, трепещут губы,

Как я хотел бы к ним прильнуть!

Военморы разошлись по каютам. Порфирий Петрович будто дожидался этого момента. Через пять секунд он вышел на связь по защищенному каналу.

— Что случилось, Кассир? — спросил Сухов, назвав кодовое имя Ригерта.

Сам же он именовался Игроком.

— Начинаем, — донесла тахионная волна через сотни парсек. — Начальник контрразведки ВКС дал на подпись Председателю Комитета Начальников Штабов приказ о немедленном расформировании русских экипажей и превентивных арестах русского комсостава. К Старой Земле сегодня двинется Черная эскадра Восьмого флота.

— По-о-ня-ятно, — протянул Сухов.

В груди заледенело.

— Сегодня в восемнадцать тридцать по среднегалактическому. Выбора уже нет. Зато есть очевидный плюс: пришел конец любым сомнениям.

Петр Сухов поглядел на старинные ручные часы, что подарил отец, отправляя его в школу гардемаринов. До начала мятежа — чуть больше четырех часов.

— Не забывай, Игрок: ты — наше знамя, — напомнил Ригерт, желая польстить.

— А знаменем размахивают, у него не спросясь.

Обе абордажные партии стартовали с малого десантника «Анадырь». Первая на семи ботах двинулась к крейсеру «Картахена», вторая на двух ботах пошла к фрегату «Бушир». К «буширской» партии присоединились морпехи и военморы с русского корвета «Сиваш».

Подойдя вплотную к «Картахене», десантные боты жались к правому борту, едва не чиркали его обшивкой. Пилоты вели свои суденышки плавно и полностью бесшумно. Любой случайный звук мог сорвать всю операцию — русские боты будут тотчас расстреляны. По этой же причине абордажная партия действовала в режиме радиомолчания.

Корабельный борт был серый, в тысячах оспин от ударов микрометеоритов. Он надвигался, заполоняя обзорный экран, нависал все сильнее, создавая ощущение, что ты — козявка, которую вот-вот раздавит слон. Крейсер «Картахена» был огромен и ничуть не казался слепым. Однако этот участок борта не обладал средствами наблюдения — лишь бронированная обшивка десантной палубы.