Новость о гибели депутата Ларягина в дорожном происшествии меня, без дураков, расстроила: как и большинство правых, Денис не был в числе любимых мною политических фигурантов, но он, во всяком случае, никогда не лез в вожди, в клоуны или в лизоблюды…

А вот от последней новости, набранной самой мелкой гарнитурой и заверстанной – явно «с колес» – в самом низу криминальной полосы, я по-настоящему подавился булкой. Долго откашливался, вытирал слезы, а затем перечитал еще раз десять строк официальной сводки. И еще раз. И еще.

Читателей «Листка» извещали, что в Усково спецназом ФСБ задержан подозреваемый в убийстве видного бизнесмена Звягинцева бывший гражданин России, а ныне норвежский подданный С., по образованию историк. Труп найден. Орудие убийства (молоток) тоже найдено.

Не было в этой заметке лишь одной малости: сколько я ни пялился, даже слабого намека на гражданку Сусанну З. я не обнаружил!

Операция «Буря в кабинете» продолжалась уже двадцать минут, и до конца-края ее было далеко. Огромный кипящий паровой котел марки «Генерал Голубев» казался набитым под завяз гневом и децибелами. Шеф орал на меня так, словно это была последняя возможность в его жизни сбросить давление, выпустить наружу побольше горячего пара, а потом сюда сбегутся белые халаты с резиновой затычкой и вглухую опечатают орательно-ругательный клапан на веки вечные.

Стеклопакеты в окнах, зажигалки на полке, часы у стены, бутылка за книжным рядом – все, что вроде бы уже привыкло к громовым раскатам хозяина, сейчас вибрировало и колотилось, тряслось и содрогалось, словно в первый раз. Лишь случайная гостья, мельхиоровая ложечка, забытая в стакане из-под утреннего чая, не поддавалась всеобщему психозу: она имела мужество вызвякивать верхнее «ля» только в те секунды, когда сердитая ладонь Голубева пролетала уж слишком близко от подстаканника.

Генеральские вопли мне не в новинку. Мне и прежде частенько перепадало от шефа не по делу, или за компанию, или по причине одного только скверного его настроения. Но сегодня он был ко мне вопиюще – я бы сказал, демонстративно! – несправедлив. Безо всяких на то оснований он приписал мне все мыслимые и немыслимые промахи нашего отдела, раздраконил мои методы работы и свел к нулю мои личные заслуги, в том числе отмеченные ранее им же самим. После такого мрачного вступления были, наконец, объявлены мои последние по времени проступки: оказывается, капитан Максим Лаптев задействовал вчера спецназ Володи Рябунского, не имея к тому достаточных оснований, а также заведомо предвзято отнесся к вдове покойного Звягинцева. Чью виновность еще, между прочим, надо доказывать в суде. Пока же означенная мадам отпущена на волю с надлежащими извинениями…

– Товарищ генерал, у нас ведь есть показания свидетеля! – проявил я характер, плюнув на испытанную тактику молчания энд раскаяния во время разноса у шефа. – Господин Морозов подтвердил, что Сусанна при нем признавалась: она стала вдовой по прямому сговору с этим Сергиенко! И потом, угроза убийства самого Морозова – это разве не факт?

– Не факт! – Голубев с размаху треснул кулаком по столешнице. Своевольная ложечка выпрыгнула из стакана и приземлилась среди бумаг. – Ничего не факт! Сергиенко все берет на себя. Все, понимаешь? И убийство, и киднэппинг. Мы имеем показания одного Морозова против показаний одной Звягинцевой. Любой адвокат рогом упрется в мотив личной неприязни редактора к Сусанне, и вместо свидетеля у нас просто ноль… Какого хрена твой Морозов вообще поперся в Усково? Какого хрена ты занялся самодеятельностью? Я тебе велел что? По-быстрому разрулить ситуацию. То есть не делать работу за ментов, а собрать ровно столько данных, чтоб сволочная мадам заткнулась и не пачкала зазря фасад Конторы… А ты куда полез? Мало нам своих заковырок, так еще в эмвэдэшный хомут впрягаться? Я такого приказа не отдавал!

Услышав последнюю фразу, я приуныл. Это была наихудшая из голубевских реакций, модель номер три: на генерала надавили сверху, а он отыгрался на мне. Хотел бы я узнать, кто тот большой человек, который спас от проблем сребровласку Сусанну?

– Наше счастье, что дело для нас непрофильное и мы его легко отфутболиваем ментам! – продолжал надрываться шеф. – А если б оно было профильным? А если б ты на Нагеле так же лопухнулся?! На Хатанге? На Партизане? На Данилове-Заточнике?!

Вопросы не требовали ответов, да и не хотелось мне больше вякать. Обычно генеральские разносы я стараюсь вытерпеть как недружественное явление природы. Мол, град иссякнет, гроза уйдет, солнце вернется, и надо всего лишь переждать положенный срок. Однако сегодня крикучее настроение шефа было особенно некстати. Оно отсекало саму возможность моего единственного запасного варианта в деле с Волиным. На Самый Крайний Случай.

По правде сказать, еще вечером я мысленно прикидывал: если у нас все начнет разваливаться и если план нашей маленькой сборной потерпит фиаско, я открою карты Голубеву. Тут уж не до конспирации. Расскажу все – и пусть он решает, что делать.

Теперь этот шанс отпадал. Начисто. Когда моему начальнику сверху вставляют длинный фитиль, убеждать его хоть в чем-то, что сложнее таблицы умножения, – дохлый номер. Толку ни малейшего. Ты разгласишь без пользы чужой секрет, и тебя же обзовут ненормальным дебилом и срамом Конторы… Нет, конечно, через сутки фитиль догорит, и Голубев опять станет вменяемым. Но этих суток у нас нет. Выходит, кроме меня, Школьника, Козицкого и Сердюка с его орликами, Волину сегодня не в силах помочь никто.

Я слушал генерала и думал о том, какое меня ожидает будущее. Шеф откричится, утрет пот, объявит мне Строжайший Выговор, лишит премии, прогонит с глаз долой. В позорный отпуск. На неделю. Которая потом усохнет до трех суток: кто вкалывать-то будет?

Единственно положительное во всем этом безобразии – моя свобода рук на сегодняшний день. Она-то мне очень-очень нужна…

– …выговор! – подвел итог Голубев, вытирая раскрасневшееся лицо. – Самый строгий, какой ты можешь себе вообразить. О премии за Нагеля даже не заикайся. И проваливай, чтоб я тебя мес… неделю здесь не видел! Кру-гом! Шагом марш отсюда!

Я развернулся через левое плечо, щелкнул каблуками и покинул генеральские апартаменты. Тугая дверь выстрелила мной почти до середины приемной. Секретарша генерала Сонечка Владимировна сострадательно кивнула мне вслед. Это означало, что правда на моей стороне. Человек, выходивший от Голубева после разноса, мог заслужить ее сочувствие в одном случае: если был невольником чести с головы до пят. Как я сегодня.

Зайдя в рабочий кабинет, я не поторопился собирать вещички. Прежде надо было выдоить побольше информации из чуда-юда по имени FSB-Info-Net – нашего внутриконторского Интернета. Здесь не было ни залежей mp3, ни порносайтов, ни Болтливого Блокнота, зато имелось множество ценных сведений, не доступных для других. Отпирался Сезам, конечно, по особому индивидуальному паролю. Его мне Голубев то милостиво давал, то сердито аннулировал, то снова давал, то опять отнимал, и сам, в конечном счете, запамятовал, есть у меня ключик или нет. Сейчас он был. Я вошел в сеть и дал команду скачивать все имеющееся по теме «Президентская обслуга». Какой-то улов должен был приплыть обязательно: СБ главы государства не имела отдельного Info и пользовалась нашим; закон сообщающихся сосудов действовал в обе стороны.