Совесть я отправил в нокаут еще, когда увидел Киру на благотворительном вечере. Блть, какие, к черту, приличия?! Я же трахал ее пальцами, когда Глеб нас увидел. Тут не до высоких манер.

Глеб нашел тут же, возле столешницы. Со стаканом чего-то янтарного в руках. Наверняка, виски. Брат любит этот напиток. Даже марку готов слету назвать, настолько хорошо я его знаю. А вот Киры нигде не видно.

При моем появлении Глеб повернулся и сфокусировал на мне взгляд.

— А вот и Ромео, — прошипел язвительно. Горько усмехнулся и опрокинул содержимое стакана в рот.

Я подошел к нему ближе.

— Я должен был сказать тебе раньше, — говорю, глядя ему в глаза. — Прости. Но только за то, что молчал. Я люблю ее.

Глеб скривился, а потом со всего размаху заехал мне кулаком в челюсть. Да так ловко вмазал, что даже искры из глаз посыпались. Отлетаю в сторону, с трудом удержавшись на ногах. Брат подскочил ко мне и ударил во второй раз. На этот раз я не выдержал и свалился на пол.

Не ожидал в нем такой силы. Да и того, что кулаками размахивать станет, не ожидал. Глеб никогда не распускал руки, всегда предпочитая выяснять отношения цивилизованным путем. Но сейчас его словно прорвало. Не давая мне подняться, он уселся сверху и стал лупить по лицу.

Я мог бы дать сдачи, давно уже не тот мальчик, который бегал за страшим братом. Но, увидев его взгляд, меня окатило чувством вины со страшной силы. И эти удары, сквозь пелену его злости, воспринимались, как наказание.

Глеб остановился, чтобы перевести дыхание. Он тяжело дышит, смотрит на мою разбитую рожу. И, кажется, его отпускает. Надеюсь, что отпускает.

— Я не уйду без нее, — говорю, поворачиваясь и сплевывая кровь, вместе с куском отколовшегося зуба, на пол.

— Мразь! — рыкнул Глеб осипшим голосом. Поднялся и подошел к столешнице, чтобы налить себе еще выпивку.

Снова рывком опрокинул в себя виски и поставил стакан дном вверх. Будто это может удержать его от желания напиться. Я бы и сам выпил. Нет, напился бы.

С трудом поднимаюсь с пола, отираю кровь с разбитой губы. Черт, а крови то немало. Хоть иди в полицию побои снимай. Я усмехнулся своим мыслям, понимая, что ни в какую полицию не пойду.

— Отпусти ее, — говорю брату.

Глеб оперся руками о столешницу и склонил вниз голову.

— Отпустить…, — прошипел он хрипло.

Мне почти физически больно смотреть на брата в таком состоянии. Я много раз фантазировал себе этот разговор. Но никогда в моих мыслях все не выглядело настолько паршиво. Я представлял себе. Думал, что скажу ему, придумывал весомые аргументы. И теперь все они испарились на фоне невыносимой боли брата, ощущение которой волнами расходится сейчас по комнате.

— Прости, брат, — говорю, разом забывая все свои аргументы. — Но я не отдам ее тебе. Не смогу. Потому что люблю.

— Да что ты?! — рявкнул Глеб раздраженно. — Любишь, говоришь?! И что же, вы договорились за моей спиной?

Захотелось подойти к нему и обнять по-братски. Но я не решился. Вряд ли сейчас он оценит этот взгляд.

— Нет, не спелись. Кира вообще не хотела тебе говорить.

— Надо же, как благородно! — рыкнул Глеб, язвительно усмехнувшись.

Я услышал шорох где-то сбоку. Повернул голову и встретился взглядом с перепуганными глазами Киры, которая спускаясь по лестнице с ребенком на руках, сейчас замерла, не зная, что делать дальше. Сейчас женщина показалась мне особенно маленькой и хрупкой. Захотелось защитить ее от всех. В первую очередь, от Глеба, который неизвестно, как поступит теперь.

Рванул в ее сторону, но она тут же попятилась назад.

Что за хрень тут происходит?!

— Кира, пошли со мной, — говорю ей, делая еще шаг вперед.

Не знаю, что она увидела в моем лице. А может, с разбитой рожей я уже не выглядел так привлекательно, как раньше. Хрен поймешь. Но Кира сделала еще шаг назад, и только крепче прижала к себе малыша.

— Может, тебе еще и ребенка отдать? — прозвучало язвительное Глеба мне в спину.

И я замер. Он не отдаст. Конечно, не отдаст своего сына. Или Кира с ребенком, или он заберет у моей женщины ребенка.

— Ты не станешь разлучать ее с ребенком, Глеб, — говорю, а у самого даже голос дрогнул.

Какой же я идиот! Вот почему она просила никому о нас не говорить. Знала, что Глеб малого не отдаст. Понимала, потому, что умнее меня. И не хотела разлучаться с сыном. А я ведь ни разу даже не подумал о их сыне.

— Нельзя у матери ребенка отбирать, — мой голос сбился на шепот.

От ужаса сделанной ошибки. И от понимания, каким эгоистом я был все это время.

Глеб в ответ расхохотался так, что мне стало страшно за его психическое здоровье. Может, спятил на фоне новостей?

— Так ты не знаешь? — прорычал он, резко оборвав смех. — Милая, ты не сказала своему любовнику?

Чего не сказала? Кажется, Глеба повело, и он уже несет какой-то бред.

— Кир…? — я даже растерялся. Этот вопрос должен был означать: что будем делать со свихнувшимся Глебом?

Вот только Кира, похоже. Не считала, что Глеб спятил. Она только молча смотрела на меня и только крепче прижала к себе ребенка.

— Не сказала…, — подытожил Глеб почти радостно. Или мне это показалось? — Добро пожаловать в клуб тех, кому Кира ни черта не говорит! — Провозгласил он, салютуя себе пустым стаканом.

Ничего не понимая, я только перевожу взгляд с Глеба на Киру, а потом обратно.

— О чем он, Кир? — отчего-то сердце пропустило удар.

Ощущение такое, будто снежная лавина зависла у меня над головой, готовая вот-вот сорваться и уничтожить меня. Смотрю на Киру, потом на Глеба, потом снова на Киру. И только потом опускаю глаза на Никиту, который от напряжения, скользящего по комнате, начал икать.

— Артур, тебе лучше уйти, — прошептала Кира чуть слышно. Кажется, эти слова дались ей особенно трудно.

Уйти? Нет! Без тебя — нет!

И без ребенка тоже… Внезапно все стало еще сложнее, чем было каких-то пару часов назад…

Я снова посмотрел на Киру. В ее взгляде такая обреченность, что ее, кажется, можно потрогать руками.