— Я хочу его для моего сада, — сказала Физз.

— Давай возьмем его, — предложил я.

Мы оба стояли, прислонившись к валуну, не дотягиваясь и до половины его высоты, и, упершись ногами, тянули со всей силы. Наверху можно было увидеть корни фикуса, у которых были прекрасные усики, входящие в невидимые трещины скалы, крепко удерживающие дерево на месте.

Я скомандовал:

— Один, два, три, тяни!

Даже стена казалась более податливой по сравнению со скалой.

— Любовь двигает горы! — воскликнула Физз.

— Если ты будешь проверять любовь слишком часто, однажды она подведет тебя, — заметил я.

— Ты думаешь, она знает, что ее проверяют? — спросила Физз.

— Думаю, да, — сказал я.

— Может, нам следует тихо подкрасться к нему и попытаться сделать это?

— Это возможная тактика.

Когда мы потерпели неудачу с фикусом, то находились в трех километрах от Джеоликоте; на дороге стоял мужчина с поднятой рукой. Мы остановились. Он положил руку на «Джипси» и сказал: «Десять минут второго». Затем мужчина протянул ладонь. Физз положила в нее десять рупий. Он щедро поблагодарил, отступил к обочине и сел на землю, весь покрытый грязью. У него были короткие волосы, как у армейского новобранца, oн был молод, но одет в старые брюки цвета хаки с застегнутыми пуговицами. На его руках не было часов. Его веки были закрыты. Он был слепым, но держал голову прямо, а не в обычной, манере незрячих.

Позднее Тафен Обманщик — Стефен — рассказал нам, что мы хорошо поступили. Не заметить молодого слепого на этой дороге означает опасность. Он был гарантом успеха и безопасности. Каждый водитель грузовика и автобуса, каждый бизнесмен, спускающийся в Халдвани, чтобы заключить сделку, или поднимающийся в Найнитал, чтобы отдохнуть, останавливался и покупал себе защиту.

— Поверьте мне, сэр, — сказал Стефен, — если бы вы не дали ему денег, я бы не продал вам этот дом. Что-нибудь бы произошло. Я не знаю что. Что-нибудь. Мне бы не понравилось ваше лицо. Вам бы не понравилось мое. Что-нибудь.

Джеоликоте начиналась с бензозаправки, затем внезапно открывалась рыночная площадь, где продавалась еда, и дальше шли продовольственные магазины. Над магазинами можно было увидеть случайные жилища, поднимающиеся по склону. В основном, это были скромные дома жителей гор, но виднелось и несколько двухэтажных зданий со свежеокрашенными железными крышами. В этой местности царила атмосфера активного строительства. У обочины был припаркован грузовик, полный кирпичей, можно было увидеть кучи песка и гравия. А справа у дороги в воздух поднимались железные прутья, ожидая того момента, когда на них вырастут здания.

За многие годы я привык к этому. Холмы постоянно застраивались.

Я остановил джип в конце рынка и вышел. У дороги сидел на корточках старик в тесной грязной пайджаме и с многодневной щетиной, крепко затягиваясь биди. Я спросил у него дорогу.

Не поднимаясь, он ответил:

— Гетиа? Большой дом? Тафен? Там!

Он указал через широкую долину на холмы напротив: чуть выше того места, где мы стояли, на горном выступе, в окружении деревьев стоял одинокий дом. У него было две трубы, даже издалека можно было разглядеть, что их прикрывали маленькие шляпы.

Выехав из Джеоликоте через несколько минут, мы свернули направо, прямо к Алморе, переехали однобалочный мост, пересекающий небольшое ущелье, и поднялись вверх по отвесному склону на несколько километров. Воздух становился прохладней, справа раскинулась долина, у обочины стали попадаться дома и уродливые ашрамы. Обогнув гору, мы попали в санатории Гетиа. Продолжая ехать, как нам было сказано — мимо вечных стражей, двенадцати серебряных дубов, мы добрались до столба с надписью «До Бховали 10 км». Я медленно повернул, и мы оказались прямо перед домом на холме.

На другой стороне висел табличка «Катгодам, 24 км».

Мне пришлось дать задний ход, чтобы найти дорогу, ведущую к дому. Она заросла сорняками и травой, мы долго не могли разглядеть пути для машины. Джип легко преодолел заросли, и я припарковался под большим гималайским кедром рядом с белой машиной «амбассадор», у которой не было колес и сидений. Ее положили на кучи кирпичей и прислонили прямо к толстому стволу деодара — припавший к земле скалолаз, который приготовился покорять дерево. К дому вела лестница со старыми каменными ступеньками.

Когда мы поднялись по ней, обошли толстые нависающие стены и подошли к террасе сзади, Физз приняла решение.

Первое, что она сказала:

— Я хочу этот дом.

Я принял решение, когда увидел деодар.

В отдалении лаял пес. Каждые несколько минут он прерывался на рычание, затем снова принимался лаять. Вскоре к нему присоединилась еще одна собака.

Тропа, ведущая к террасе, заросла сорняками, среди которых виднелись большие островки золотой травы. Под ногами валялся разбитый камень, и мы держались за руки, чтобы не упасть. Терраса представляла собой остатки старого здания. От него ничего не сохранилось, кроме последнего ряда отшлифованного камня и одной стены с гнилой оконной рамой, наполовину выпавшей; на ней все еще болтались ржавые железные петли. От крыши остались сломанные щепки стропила, устремленного в небо, словно обвиняющий палец.

Странно, что внутри, где ничего нет, кроме ветра и неба, чувствуешь себя так, словно находишься в комнате.

Мы стояли почти на одном уровне с крышей основного дома. Если бы я побежал и подпрыгнул так, словно у меня на хвосте был дьявол, я бы приземлился на ее проржавевшее олово, которое начинало расползаться, как влажная картонная коробка, оставленная на солнце. По обе стороны от нее открывались две долины, непохожие друг на друга, словно доктор Джекил и мистер Хайд. С одной стороны я мог видеть аккуратные коричневые террасы и многочисленные признаки присутствия человека: зеленые и красные крыши, беленные известью стены и прямо за ними Джеоликоте с множеством магазинов и нитью серой дороги, огибающей их со стороны гор. Но когда я смотрел в другую сторону, там не было даже следа человеческой жизни, просто широкие ряды зеленых деревьев, темные и страшные горные склоны, усеянные дубами и соснами, которые спускались к невидимому мне подножию холмов.

Мы нашли маленькую тропу, где росло множество низкорослых лаймовых деревьев с колючими ветками. Я старался отводить их подальше от Физз, пока мы пробирались к другой, меньшей, террасе. Это была самая высокая точка имения. Там покоилась старая цистерна, и можно было услышать звук булькающей воды. Когда мы стояли там, пара великолепных красноклювых голубых сорок появилась на склоне и стала играть в пятнашки, их длинные хвосты развевались на ветру. Вокруг нас поднимались усыпанные деревьями горные пики. С того места, где мы стояли, начинался горный высгуп с рядами высоких сосен и дубов, вершина которого была на расстоянии нескольких сотен футов. Полуденное солнце светило прямо на нас, но дул сильный и холодный ветер.