Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что случилось-то? Там засада? Меняем явки и пароли?
— Да иди ты со своими шутками…
— Какие тут шутки? Правда жизни, обеспеченная твоей подругой Обломовой. Содержание, соответствующее фамилии.
— Тереза покончила жизнь самоубийством.
— Что?
— Ее больше нет.
— Да что ты мелешь? Я ее до вашей комнаты проводила.
— Я стучал, кричал, звонил — она не отзывается.
— Мобильный?
— Не отвечает.
— Машина?
— Я на ней приехал, вон она, под окнами стоит.
Юля подходит к окну, отдергивает занавеску и смотрит вниз, но ничего похожего на Пашин джип под окнами нет.
— Где? Где машина? — спрашивает Юля, и Паша, сорвавшись с места, подбегает к окну.
— Ничего не понимаю, я же только что смотрел…
— А вторые ключи у нее есть?
Паша виновато вздыхает:
— Есть.
— Что ж ты у нее не отобрал-то?! Мне кажется, одного инцидента вполне достаточно. А мое сердце чует, что он у вас не первый. Теперь вот заедет куда-нибудь в Финляндию, получится международный скандал.
И Паша сдался. Он повалился в кресло, осел и прилип к спинке.
— Блин-компот, что же делать? Дорого бы я заплатил, чтобы ее собственными глазами увидеть.
Он прикрыл ладонью глаза, будто изображение Обломовой — живой и невредимой — вот-вот должно было появится перед его внутренним взором.
Вот за это Юля и презирала многих мужчин, почти всех, кого знала: в самый ответственный момент они вдруг прикрывали ладонью глаза и признавали, что жизнь — дерьмо. Почему сейчас? Почему не вчера или месяц назад? Ни Юлька, ни Нонна так не поступали. Они карабкались, царапали ногтями препятствия и умудрялись при этом шутить.
Юля хватает в охапку вещи и бежит в ванную — переодеваться. Через несколько секунд она готова. Причесываясь на ходу, выскакивает из номера. За ней, громыхая ботинками, бежит Паша.
— Ключ от триста пятого не сдавали? — кричит на бегу Юлька.
Утренний администратор приподнимается из-за стойки.
— Нет, а что случилось? Сначала ваша подружка пробежала как ошпаренная, теперь вот вы.
— Куда побежала? Когда? — разом спросили Паша и Юля.
— Да на стоянку, минут десять назад.
— Десять минут назад я должен был с ней нос к носу в дверях вот этих столкнуться…
— А вы через левую дверь вошли, а она через бар выбежала. Я еще подумал…
— «Подумал, подумал»! А сказать мне не могли сразу же?
Администратор, обидевшись, сел:
— Ну кто же знал, что вы ее из дому без охраны не выпускаете.
— Ее удержишь, как же!
Юлька с Пашей выбежали из холла. Вслед им полетел голос администратора:
— Она кричала на бегу: «Отомстим за неизвестных русских артистов!»
Разбитый джип они обнаружили у ближайшего столба. Недалеко уехала пьяная и несчастная рок-звезда. Около машины топтались гаишники — пожилой с усами и помоложе, который все время трубно сморкался в гигантский носовой платок.
Паша по-бабьи всплеснул руками и захлюпал носом.
— Ой, мамочки!
Он бросился к машине. Юля едва поспевала за ним, приговаривая на бегу:
— Да не волнуйся ты так! Что с ней сделается?
Ни в машине, ни возле Терезы не было. А джип так аккуратно вписался в столб, будто обнял его бампером. Коричневое пятно, расползшееся по асфальту, напоминало кровь, и Паша побелел. Юля дернула его за рукав:
— Эй, это масло вытекло.
— Где девушка? Певица, лысая такая, бритая, — кричал Паша гаишникам, попеременно хватая их за китель.
— Только не надо причитать! — успокоил старший. — Лысая певица в отделении.
— В каком отделении?! — Паша схватился за сердце.
— Милиции, каком же еще!? Хотя ты прав, мужик, — по ней психушка плачет.
— Что случилось?!
Гаишник с насморком протрубил в носовой платок и сказал разочарованно:
— Да ничего. Пьяным везет. Так нажралась, что из-за руля выпала.
— На ходу, — прошептал Паша.
— На лету! — огрызнулся пожилой усач. — Ты что, тоже того? У нас сегодня, Петь, видать, не только лесорубы съехались, но и психи. Не задалась неделька!
Петя, сморкаясь, качнул головой в ответ.
— А вы ей кто будете?
— Подруги…
— Друзья…
— Ну вот что, «подруги», — решительно приступил к делу старший. — Протокол составлять будем. Ваша-то невменяемая даже имени своего назвать не смогла.
— Ну чего ты, Ильич. Не знаешь, что ли, это ведь Тереза Обломова, — прогундосил Петя.
— А мне один хрен. На сцене выпендриваются, бабки лопатой гребут, совсем совесть потеряли. Она за руль садится в таком состоянии, в каком я, взрослый мужик, до сортира не дойду — сдохну по дороге…
— Видать, дядя, сортир у тебя под Питером, — огрызнулся Паша.
Юля двинула его по ноге:
— А у тебя, балбес, видать, денег много. Молчи, идиот! — и улыбнулась пожилому гаишнику: — Так что там насчет протокола? Может, так договоримся?
— Так-так, об косяк. За рулем в нетрезвом виде — раз, архитектурное сооружение разрушила — два, зеленые насаждения попортила — три.
— Эй, эй, подождите, какие зеленые насаждения? — забеспокоилась Юля.
Петя, смущаясь, отводит глаза:
— Она, это, когда из машины выпала, весь газон заблевала.
— Я и говорю, нанесен вред зеленым насаждениям, — подкрепляет сказанное старший. — А к нам, между прочим, два раза в год садовник из Питера приезжает.
— Хорошо, что не из Амстердама. И сколько вы с нас вымогаете?
— Вы что, хотите к своей подружке в отделение? За дачу взятки должностному лицу? — громыхнул усач.
— Ну, положим, взятку вам никто пока не давал. А главное, не даст. У нас денег нет. Украли.
Все, пора кончать этот разврат! Юля вдруг увидела себя со стороны. Вот она, дочь Ларисы Артемьевой, наследница миллионов и лесопилки, стоит посреди приграничного городка и препирается с двумя ментами, один из которых нахально вымогает деньги, а второй трубит, как слон перед засухой. А между тем, время вечерней ванны и бутылочки сухого.
— Где это ваше отделение? — спросила Юля.
— За парком, — ответил усач.
В отделении милиции Юле были не рады. И Паше Культе не обрадовались. Пожилой капитан в «бухгалтерских» нарукавничках хмуро смотрел из-под очков.