Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравствуйте. У вас задержанная Тереза Обломова?
— А вы кто? — спросил капитан.
— Мать!
— Вы — мать?
— Я имела в виду мать-перемать. Хотела выругаться, понимаете?
Капитан развеселился и открыл амбарную книгу.
— Посмотрим. Узнаем. Ответим.
— Помогите! — взмолилась Юля.
Капитан, листая страницы, заверил:
— Поможем. Запоминающаяся фамилия. Вроде из русской классики?
Паша отчаянно закивал.
— Вроде не было такой.
— Как нет? — Юля похолодела.
— Хотя подождите, Тереза одна есть, с вьетнамской какой-то фамилией.
— С вьетнамской?! А почему с вьетнамской?! И как вы вьетнамскую от китайской отличаете? Или от корейской?
— А, вот, нашел! Напалмова!
— Это не она.
— У нас Терез больше в обезьяннике нет. А она так назвалась. — Капитан читает, водя пальцем по строке: — «Записано со слов задержанной». Как она артикулировала, так мы и зарегистрировали.
— Где он, ваш обезьянник?
— А вам зачем?
— Как зачем? Великую певицу земли русской хочу забрать.
— Не положено. Протокол, штраф. Знаете, в каком состоянии она к нам доставлена?
— Не иначе как сильного алкогольного опьянения?
Капитан молчал, с любопытством ожидая развязки.
— Что, денег хотите? — догадалась Юля.
— Точно, — признался дежурный.
— Сколько?
— Сто! — недолго думая, сказал он.
— Пусть она у вас еще посидит.
Юля повернулась, чтобы уйти. Главное, чтобы Паша ничего не испортил. Но тот пребывал в шоке и молчал.
— Пятьдесят, — полетело Юльке в спину.
— Да сколько угодно. У меня все равно нету.
— Сорок.
Юля навалилась на стойку:
— Нету!
Дежурный задумался:
— Певица?
— Певица, будь она неладна.
— Тогда концерт для персонала.
— Какой концерт? Мы что, фронтовая бригада?
— Не выпущу, — без всякой угрозы сказал капитан.
— Выпустите, на фиг она вам сдалась, такой подарочек?
— Пусть поет, раз певица. — И это был вердикт.
Юля повернулась к Паше, надеясь найти у него хоть какую-нибудь поддержку. Но тот вытянул руки вдоль туловища и теперь был похож на провинившегося подростка.
— Да, блин, пусть поет, если сможет! — крикнула Юля.
— Вот это дело. Сейчас приведу.
Капитан скрылся за дверью и через несколько минут вернулся с Терезой. Та едва передвигала ноги в тяжелых армейских ботинках без шнурков.
Тереза жалобно скулила:
— Меня не хотят слушать зрители! Зритель ренегат и предатель. Публика жует колбасу и скобарский салат оливье! Я никому не нужна!
— Нужна, нужна, еще как нужна! — заверила ее Юля. — Вот видишь, твои поклонники собрались. Отпускать не хотят, так любят. Спой, светик, не стыдись.
Тереза встрепенулась и оглядела коридор. Милиционеры, уборщица, еще пара теток, по виду, работницы столовой, мрачно и негромко здороваются и садятся на лавки вдоль стены.
— Я без гитары петь не буду! — крикнула Тереза.
Юля пнула ее коленкой под зад, чтобы никто не видел:
— А симфонический оркестр не подойдет? А ну, давайте-ка а капелла, звезда вы наша!
Тереза зажмурилась и отвернулась к стене. Юльке показалось, что прошел год, прежде чем раздался голос Обломовой. Но когда он полился — сильный и чистый — зажмурилась Юля. Без хрипоты. Без украшательств. Голос летел над русской степью, молил о помощи, обещал вернуться. Голос Терезы добирался до милиционеров и уборщиц, до поварих и до безликих фотографий разыскиваемых преступников. Это не была песня из репертуара группы «Фюзеляж», это была старинная народная песня. Где и когда Тереза Обломова научилась этому, Юля не знала, как и не знала, сколько еще таких песен та могла бы спеть.
_____
В ночном парке, растянувшись на садовой скамейке, спала утомленная этуаль русского рока Тереза Обломова, уложив голову на колени администратора Паши. Будить ее не стали. Тихо говорили над ней:
— Да, сходили за хлебушком…
Паша гладил Терезин ежик. Юля смотрела на них с завистью. Она даже готова была сбрить волосы, чтобы кто-нибудь так же гладил ее по голове. Стало зябко. Юля встала, поставив ногу на краешек скамейки.
— Слушай, у нее что, боязнь сцены?
Паша вздрогнул, как от удара.
— Кто тебе сказал?!
— Я же не слепая.
— Она никому никогда не говорила об этом. Скрывает. Вот почему перед концертом и напивается. Боится очень.
— Конечно, тяжело чем-то заниматься, когда вся природа против, один только ты за.
Паша протестующе шепчет — если мог, кричал бы в голос:
— У нее голос! Нас запустили в ротацию!
— Да и ради бога! Но голос — это дар, а не профессия. А через пару лет у тебя на руках окажется алкоголичка с полностью разрушенной психикой.
— Ты иди, а я с ней побуду. Проснется — довезу до гостиницы.
Но Юля снова садится рядом.
— Ну хорошо. Положим, концерт отменили без последствий. В гостинице мы переночуем, Марина денег не возьмет.
— Почему?
Юля усмехнулась:
— У меня есть волшебная палочка, мама называется. Многие ей обязаны. А я так, на прицепе… Как всегда… Но на чем мы обратно поедем?
— На электричке.
— И на какие шиши? У меня лично ни копейки не осталось.
— Может, у этой Марины и попросим?
— Нет. Вот это уж нет. Я мамочке обещала, что дочь Лары Артемьевой в долг брать не будет, чтобы никто не заподозрил мамочку в финансовом кризисе.
— Нормально. Мы теперь из-за твоей честности должны до Питера пешком топать? Мы-то ладно. А Терезка как же?
— Как ты о ней печешься.
— Не твое дело.
— Ну почему же не мое? Я ведь тоже не хочу пешком идти. Мы можем заработать.
— Я на панель не пойду, — заявил Паша.
— Остряк! Учти, здесь основной контингент — горячие финские парни.
— Злая ты, Юля.
— А кто меня в это втянул?
— Да ладно тебе. Ничего особенного. Просто ты Терезу плохо знаешь. С ней каждый раз так. Рок-музыка, понимаешь ли.