Сказал, усаживаясь прямо на занесенную теплым, сухим, не тающим снегом землю:

– Ладно, почему бы не подождать. Только ноги меня что-то больше не держат. А тебя? Знаешь, иди-ка сюда. Глупо было бы прямо сейчас потеряться. Например, увидеть разные сны.

Сидели рядом, обнявшись, на занесенной красными виноградными листьями и белой облачной крошкой земле, смотрели прямо перед собой, в темноту под опущенными веками, то ли ждали скорого наступления вечера, то ли просто слушали, как шумит далекое теплое море – здесь, у самых их ног. И если вот прямо сейчас открыть глаза, можно увидеть, как сумеречно-синие волны лижут носки твоих новых ботинок. А если не открывать, все равно можно это увидеть, особой разницы, честно говоря, нет.

Открыть простую, наполовину застекленную дверь. А за ней равнина, засаженная совсем молодыми елками, под ногами хрустят круглые влажные камешки, далеко впереди лес, позади городок, на окраине которого мы находимся. И стоит моя любимая зимняя погода. Очень теплая, примерно плюс восемь, очень мокрая – не дождь, а такая мелкая морось, как сквозь облако идешь. И цветет под ногами какая-то непобедимая мелочь – что-то доцветает с осени, что-то лезет, не дождавшись весны.

Вспомнить, что ты теперь тут живешь.

* * *

Или ехать, предположим, в автомобиле по горным дорогам. Лучше, чтобы это был открытый внедорожник, и чтобы за рулем сидел водитель, которому полностью доверяешь, потому что доверчивому пассажиру проще не только смотреть по сторонам, постепенно превращаясь в сплошное сердце с вытаращенными от усердия глазами, но и постепенно, часу, скажем, на четвертом, забыть, откуда выехали, и куда держим путь сквозь разные погоды и климатические пояса, то заезжая в облака, то спускаясь в долины.

Приехать потом – все равно куда, отчетливо всем телом осознавая, что мир изменился для тебя навсегда, и поездка каким-то немыслимым образом никогда не закончится.

И она не закончится, конечно.

* * *

Или лютой южной зимой, когда термометр, к ужасу местного населения, опускается до отметки плюс десять, прийти в сумерках к морю и брести по самой кромке воды, пересекая опустевшие пляжи; где-нибудь свернуть на пирс, стоять на его краю, смотреть на темную зимнюю воду, смутно вспоминая те времена, когда сам был тьмой, ветром, морем и небом – всем.

И снова всем этим побыть – три минуты, вечность.

* * *

Или вернуться в город, где прошло детство, сесть в кабинку канатной дороги, построенной для удобства возвращающихся с пляжа курортников. Отметить, что страх высоты покидает привычное к нему тело, как покидал его тридцать лет тому назад. И где-нибудь на середине пути вспомнить, что не знаешь, куда тебя везут.

Ну и приехать потом соответственно – незнамо куда. Даже если просто на пляж.

* * *

Или выйти из дома летней ночью и не узнать город, где живешь уже много лет. Свернуть с привычного маршрута в какие-нибудь жасминовые заросли, продраться сквозь них в невесть откуда взявшийся парк, увидеть вереницу детей с бумажными фонарями, осознать, что так уже было, почти вспомнить, где и когда, обнаружить в собственной руке оранжевый бумажный фонарь, стоять, смотреть.

* * *

Просто вернуться домой.