– Машины здесь стоят уже несколько недель, – сказал Иоаким, немного отступив и лихорадочно соображая, как ему побыстрее избавиться от непрошеного гостя. – Я сдаю дом…

– Знаю, знаю… Сплошная беготня. Странное время, странные люди…

– Съемочная группа. Надеюсь, они не беспокоят?

– Нет… приходили как-то, спрашивали насчет электричества. На прошлой неделе отключали свет. Я посоветовал позвонить электрику.

Сюнессон – вот, значит, как его зовут – жил в недостроенном деревянном доме метрах в четырехстах отсюда. Чем он зарабатывал на жизнь – одному Богу известно, но обилие ржавых автомобильных остовов на въезде в гараж наводило на мысль о торговле металлоломом.

– Соседи в деревне должны держаться вместе, – сказал Сюнессон веско. – И держать ушки на макушке. Прошлой зимой взломали несколько дач. Это было еще до тебя, но взломали же.

– В данном случае никаких оснований для беспокойства. Но все равно спасибо.

– Я надеялся, может, какие знаменитости приедут. Все же съемки… Но нет, никого из тех, кого я знаю.

– Очень сожалею, – сказал Иоаким, направляясь к выходу в надежде увлечь за собой назойливого соседа. Он краем глаза заметил, что к окну чердака приставлена лестница.

– Хотя здесь у нас и так полно знаменитостей… И с каждым годом все больше… Старый миссионерский дом продали месяц назад… ну этому, как его зовут, смешной такой в «Парламенте»[83]. Выложили с женой два лимона и глазом не моргнули, и еще столько же на ремонт… Народ неплохо зарабатывает на кривлянье…

– Про это мне ничего не известно, – сухо сказал Иоаким, бросая выразительный взгляд на прислоненный к сараю велосипед Сюнессона.

– Что еще нового… драка была две недели назад в клубе… а один наш сосед угодил в кутузку. Контрабанда спиртного.

– Печально слышать.

– Печально? Трагедия!

Иоаким попытался сообразить, каким образом это событие может достигнуть масштаба трагедии, но, не придя ни к какому выводу, на всякий случай многозначительно покивал головой.

– Хочу пойти в тепло и посмотреть, чем там занимаются мои гости, – сказал он. – Я бы пригласил тебя на кофе, но ты же сам знаешь, как это со съемками… «Тишина, мотор!..» Они не любят, когда им мешают.

– Еще бы! Это же не совсем обычный фильм, насколько я понимаю.

А вот это Иоакиму уже не понравилось. Сосед, очевидно, соображал куда больше, чем делал вид.

– Ты, может, и сам снимешься?

– Где?

– Да в фильме… Статистом или там что…

– Я приехал посмотреть, все ли в порядке. А теперь извини меня, пошел дождь, и я бы с удовольствием…

Сюнессон посмотрел на него скептически, покачал головой и укатил на своем велосипеде.

В гостиной на диване с обивкой от Маримекко полулежала совершенно голая женщина и смотрела телевизор. Похоже, она не заметила, что он вошел, а может, просто не придала этому значения. Даже глаз не подняла. Поскольку Иоаким не имел четкой стратегии, как вести себя в подобных ситуациях, он остановился на пороге. Высокая и полная грудь, явно противоречащая закону всемирного тяготения, наводила на мысль об ее искусственном происхождении. Все места, где женщинам досаждают растущие волосы, тщательно выбриты.

– Хамрелль наверху, – сказала она, переключая канал.

– Я – хозяин дома. – Его взгляд автоматически перескочил с груди на лобок – что там прячется между бедрами?

– Экономические проблемы, да? Тут вырубился свет на прошлой неделе, Хамрелль позвонил, а ему сказали, что электричество отключено за неуплату. Пришлось ему ехать в банк и платить наличными, чтобы дали свет в тот же день. Батареи были ледяные. Можешь себе представить, каково сниматься при десяти градусах.

Все ясно, подумал он. Вполне логичное наказание за его грехи. Ногти на пальцах ног у дамы были покрыты ярко-синим лаком. Она была красива особой увядающей красотой тридцатипятилетней женщины.

– Слушай, принеси-ка мне бутерброд из кухни.

Он выполнил ее просьбу и двинулся дальше – обследовать собственный дом.

С каждой ступенькой лестницы на второй этаж признаки сексуальной активности были все более явными. На полу в прихожей лежал перевернутый чемодан, из него высыпались в высшей степени греховные игрушки. Ему пришлось перешагивать через ярко раскрашенные дилдо[84] и еще какие-то заводные игрушки исключительно эротического вида, но не сразу понятного назначения.

Из комнатушки, когда-то предназначенной для прислуги, послышались звуки техно. Как настоящий, хорошо воспитанный интеллигент из провинции, он вежливо постучал. Музыка оборвалась, и дверь открылась.

– Не прерывайтесь! – заорал открывший, стоя к нему спиной. – Мне нравится эта поза. Давайте, давайте, девушки!

В гостевой постели Иоакима, выкрашенной в розовый цвет, две женщины занимались чем-то откровенно непристойным. У одной из них на поясе висел циклопических размеров желейно-прозрачный фаллос. Со стены на все это смотрела голова лося. К дымоходу было прислонено колоссальное зеркало. Молодой человек в тренировочном костюме согнулся за видеокамерой. А чуть подальше, у окна, стоял голый мужик примерно в возрасте Иоаки ма и лениво почесывал в паху.

– Ты из «Кейтеринга»[85]? – спросил, повернувшись наконец к Иоакиму, здоровенный мужик под два метра. Он-то, слава богу, был одет. – Ты должен был быть здесь час назад!

– Я хозяин дома – Иоаким Кунцельманн.

Гигант перешагнул порог.

– Продолжайте, продолжайте! – крикнул он в комнату. – Тильде, о чем ты думаешь? Весь смысл в том, чтобы ты получала наслаждение, ты приближаешься к оргазму… Вот оно что, Кунцельманн! Так это ты и есть Кунцельманн! В чем дело? В контракте, по-моему, написано, что нас никто не будет беспокоить! Тильде, сделай мне одолжение и попробуй постонать! Нет-нет, весь смысл в том, что Дженни пока не снимает свой хомут… погоди… твоя ориентация еще не ясна. Ты пока еще кобель, но тебя постепенно обращают в иную веру…

Профессиональный дегустатор Иоаким Кунцельманн понял, что снимается обычная клубничка для ТВ-1000, хотя и с налетом юмористического ретро семидесятых: две девушки, у которых долго не было мужчин, развлекаются друг с дружкой. Надевают пояс с дилдо и чередуются, кому быть альфа-самцом. Но тут совершенно случайно появляется слесарь-водопроводчик (как он сюда попал? через окно?) – оказывается, надо поменять подтекающую прокладку. И вот удача – он с удовольствием включается в игру.