Там работают бывшие вдохновители русской революции и их цель доказать свою правоту… мою рукопись желательно было бы туда не передавать, ибо все равно там ее уничтожат.

Хотя опасения Палеолога были явно преувеличены, приходилось считаться с его настроениями и настроениями немалого числа людей, доверивших матери генерала свои рукописи.

Во-вторых, к тому времени, когда начались переговоры с Пражским архивом, материалы генерала Врангеля отправились совсем в другое место, а именно – в архив Гуверовского института при Стэнфордском университете в Калифорнии (тогда архив назывался Гуверовской военной библиотекой – Hoover War Library). Сначала, еще при жизни генерала, туда был передан его военный архив, а после смерти – и личные бумаги, систематизированные секретарем Врангеля Н. М. Котляревским.

В конечном счете собрание баронессы Врангель в 1933 году отправилось за океан. Впоследствии туда же передавались и дополнительные материалы. В 1950 году, уже после смерти Марии Дмитриевны (она скончалась в Брюсселе 18 ноября 1944 года в возрасте 87 лет) последний пакет отослал все тот же верный Котляревский.

Так что коллекции баронессы Врангель повезло. Она не была «подарена» вместе со всеми другими материалами Пражского архива Советскому Союзу в 1945 году и не была, соответственно, закрыта для исследователей на десятилетия. В Гуверовском архиве коллекцию профессионально (и, я бы сказал, любовно) систематизировала и описала Ольга Верховская-Данлоп. В итоге коллекция составила 38 коробок документов – в основном писем и альбомов с фотографиями.

С другой стороны, «редкая птица» долетит из России до чудесного уголка Кремниевой долины, в котором высится Гуверовская башня, а у американских историков руки до коллекции баронессы Врангель долго не доходили. Единственная известная мне публикация – книга, подготовленная тогдашней стэнфордской аспиранткой Ириной Шевеленко «Материалы о русской эмиграции 1920–1930‐х гг. в собрании баронессы М. Д. Врангель» (Stanford, 1995), изданная в нескольких сотнях экземпляров и касающаяся лишь небольшой части коллекции.

В собрании баронессы Врангель нашло отражение «бытие» элиты русской эмиграции – литературной, военной, художественной, церковной, дипломатической в разных странах российского рассеяния. Имена писателей М. А. Алданова, И. А. Бунина, З. Н. Гиппиус, Б. К. Зайцева, А. И. Куприна, В. В. Набокова, В. Ф. Ходасевича, историков Г. В. Вернадского и М. М. Карповича, политического деятеля и дипломата В. А. Маклакова, социолога П. А. Сорокина, философа И. А. Ильина, художника Б. Д. Григорьева не требуют специального комментария. А это лишь небольшая выборка имен.

Однако бросается в глаза и другое. Собрание баронессы Врангель, как и большинство других эмигрантских коллекций, дает представление о жизни элиты; это естественно: изгнанникам, что вполне понятно, хотелось среди прочего продемонстрировать свои достижения. Подавляющее большинство эмигрантов – солдат и казаков, простых «обывателей» – осталось, как и почти всегда в истории, «бесписьменным» и безгласным.

И вот неожиданно среди писем и отчетов генералов и священнослужителей, писателей и артистов, инженеров и философов, которыми заполнены коробки коллекции баронессы Врангель, автору этих строк попалось письмо, написанное корявым почерком человека, рука которого привыкла держать скорее кайло и шашку, нежели перо.

Нам неизвестно, каким образом и когда познакомились баронесса Мария Врангель и казак станицы Нижне-Чирской Яков Чернышков, который эвакуировался в составе врангелевской армии из Крыма в ноябре 1920 года. После суровой зимовки в военных лагерях в Галлиполи, на Лемносе или в Чаталдже военнослужащие Русской армии Врангеля были переведены «на трудовое положение» в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (впоследствии – Югославии) и в Болгарии. Исписанный от руки Яковом Чернышковым листок, на наш взгляд, является жемчужиной коллекции Марии Врангель. Это редчайший документ, передающий «народное миросозерцание» словами самого человека из народа.

Впрочем, слово Якову Чернышкову. Его письмо находится в собрании М. Д. Врангель (коробка 14, папка 5) в архиве Гуверовского института войны, революции и мира (Стэнфордский университет, Калифорния, США). Нами сохранены особенности грамматики, пунктуации и орфографии подлинника:

Милостивая государыня, Мария Дмитриевна,

Мною получено писмо отвас, вкотором вам желаица узнать Мою Судьбу. Вот я вам и опишу. Я казак Донской области, Станицы Нижне-Чирской хутора Чернышкова, Яков Никитич Чернышков в Царское время я жил всвоим Хутори Славу Богу был доволен Жизнью. Занималси Посевом Хлеба, и Никто мине Ни притеснял Жилос хорошо, Новот Надвинула черная Хмара комуны, Мне Стало видно и Ясно что все пропало, Наступил 1919-год. Я думаю что Возьмуть комуна в руки и вноябре месице 19‐го гд Последние Мое было прощание Сосвоим Симейством, И убежал в Новочеркаск, ксвоим высшим Начальникам, И там вижу что дело плохо. Поступил втыловую Службу, Ввуправление Интенданта донского корпуса, А вконце года Стали отступать вкрым, Интендант вту Время был гинерал Маргушин, так я и пробыл вуправление Интендаство до отступле втурыю, до 21го года до первого февраля А потом Налимнос, А слимноса Я выехал вболгарию 921‐м год Июля 12‐го стар. Стиля 2‐го года работал напристани Сомовит всякую работу, Но Это мне Ни очен посовисти работа, А имено, Кормица было можно Ниплохо Но приобрести капейку зачерный день трудно Я кинулся на Циментову фабрику поискат работу, Вот Мне фабрика дала работу Рвать камнинь и отправлять его поездом Нафабрику, както Надзиратель я стал Иметь я стал 15-чиловек рабочих работа моя на кубик 45-лев один кубик, фабрика очень стала довольна моей работы И вот я здесь работал Накамни от 1925‐й год по 1932‐й год, Но в маи месяцы правительство приказала фабрики, уволить сработы руских И внастоящюю Время Совершенно без работы работы очень трудно найти, Но я Славу богу живу хорошо, И доволин я фабрикай Я здесь при Абрел зачерный день На хлеб И помогал и помогаю отцуда детям вроссию да ивдругую место помочь даю думаю что Ниплохо, токо знаить, Гинерал Абрамов Скоко я помогаю, я получал когда работал Каминь от – 200- до 400-лев. вдень достовалос Я эти года Славу Богу поработал много тысяч кубиков камня, А типерь лежи да Проводи, Ноничего Ниподелаишь, правительство кнам руским Ниважно относица, А крыстьянство Селы очень хорошо относица обиды от Сел Нету. Из россии я получаю писмы очень часто от-8-до 15-ти писем годично одно жалуюца, Имею последнию писмо 5‐го Сентб. Сиго Год. Пишуть токо Цыны, А промоскву ничего Жито 30-руб. пуд. Мука 40-руб. пуд. жит. тем Пшеницы Нету, картов 8-руб. пуд. Пшено 40-руб. пуд Сено 1 воз 60-руб. Сбольшим трудом купили мануфактуру доставили и дают всем Ситиц 1‐метр 5- и 7 руб. бакалею Никакого Нету, чаю Сахару 4‐й год Нету, Другого Низнаю что ище Надо вам писать Это мое все былое, А что будить снами впириде это мы Низнаим, бывайте