Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бедняги.
Сволочи Проектировщики! И Строители! И поставщики материалов и механизмов! Вот вам и «экономия полётного веса!..»
А число аварий и окончательно вышедших из строя механизмов всё росло. Дальше — хуже. Выяснилось, что топливо в оставшихся резервуарах не засорено, а просто разложилось. Или, проще говоря — испортилось из-за длительного хранения в условиях вакуума.
И предсказать заранее, что такое произойдёт, учёные «земли» не смогли. А для меня получилось — что они такие же тупые и самоуверенные твари, как проектировщики и строители…
Теперь экипаж понимал, что все они практически обречены.
Читать тексты отправленных домой радиограмм было обидно и больно: не надеясь на ответ, они старались предупредить «своих» о топливе, о ненадёжных насосах, о наиболее нужных запчастях, об отвратительных материалах и инструментах…
Чтобы, значит, те, кто рискнут попытаться полететь куда-нибудь ещё после них, не попали в такую же ж…!
Однако, ощущая свою ответственность за тысячи вверенных им жизней, они не собирались сдаваться: дежурная смена разбудила остальные две, и вместе они занялись фильтрованием топлива через осмо-мембраны, и много чем ещё, пытаясь за считанные оставшиеся дни найти решение проблемы, на которую дома были затрачены усилия пяти Университетов и тридцать восемь лет.
Читая об этом, я обливался потом, сжимал стальные кулаки, и медленно сатанел.
Приведу суть.
Пятьдесят первый год, сто девяносто третий день. Взорвался перегревшийся насос второго двигателя. Почти сразу — восьмого. Разгерметизация пяти отсеков. Погиб техник Лазар Нухот — он был без скафандра. Ремонт заставил отключить двигатели, и потерять без хода пять дней. После ещё двух дней работы двигателей в форсированном режиме в «плюс шестьдесят процентов», взорвалась тяговая дюза четвёртого маршевого: не выдержала теплоизоляция. Ещё два дня на латание дыр. Но заменить дюзу было нечем — так что нагрузка на остальные девять снова возросла…
Ещё через пятьдесят дней топливо, фильтровавшееся из полного в уже опустевший, но ещё не сброшенный резервуар, через всё те же мембраны, дало протечку. Это они её так назвали.
Я же почти видел в воображении, как могучая струя хлещет под диким напором из разорванного по шву трубопровода толщиной в мою ногу. Проникая из-за авральных трёх «Ж» во все кормовые отсеки, и заливая системы жизнеобеспечения, энергоснабжения и пожаротушения, и разъедая скафандры и тела тех несчастных, которые кинулись перекрывать вентили, спасать остальных, и всё равно — ничего не смогли сделать…
И хотя Капитан почти сразу отключил тягу, это не спасло чёртову «Надежду Человечества».
Разъело прокладки трубопроводов и ёмкостей с окислителем.
Детонация топлива, как вылившегося, так и остававшегося в баках, расположенных, к счастью, в корме, была такой, что ускорение по акселерометру достигало пяти всё тех же «Ж».
Ну и что, что для «безопасности» вся ходовая часть была отделена от жилой зоны обширным «пустым» пространством вакуума, и соединялась с ней только тоненькой коммуникационной трубой и ажурными фермами-кронштейнами?!..
То, что получилось в результате катастрофы, показывает и предусмотрительность, и одновременно глупость тех, кто проектировал Корабль.
Взрыв разнёс по Вселенной всё машинное отделение. Дюзы — сердце двигательной установки — оказались потеряны безвозвратно.
Оторвало, вместе с креплениями и шлюзами, и унесло в Пространство оба орбитальных Модуля — то есть, челноки-транспорты, которые должны были спускать всех разбуженных Колонистов на Планету, когда закончился бы полёт.
А снаружи Модули крепились, чтобы «не занимать места внутри», и «служить дополнительной защитой от метеоритной угрозы». Ну не дурь ли?! А повреди действительно метеориты эти модули — на чём вы, кретины, собирались садиться на планету?! На «карандаше» длиной в милю?!
Девять десятых массы корабля пропали. Ядро: жилые отсеки с колонистами в гибернаторах, запасами кислорода, воды, и пищи для вахты, остались почти неповреждёнными — да, расчёты оправдались. Жилая зона «Надежды» со «сверхценной» начинкой из спящих колонистов, и всё оборудование криокамер, и жилые отсеки экипажа уцелели, выдержав пиковые перегрузки.
Но что толку с того, что всё это уцелело?!
Ведь эти выжившие, и кое-как залатавшие пробоины, несчастные инженеры, техники и офицеры не могли даже попросить о помощи! То есть, они-то послали запрос, и он пошёл на «землю», когда починили основную антенну… Но он шёл бы туда более двадцати лет.
И ответ, возможно, и пришёл бы — ещё лет эдак через тридцать-тридцать пять.
Ведь корабль, вернее, уже только его носовая часть — всё ещё продолжала довольно быстро лететь. И её курса и скорости уже ничто не смогло бы изменить: в распоряжении экипажа остались только двигатели ориентации.
А всё, что они могли дать — ноль целых три десятых недоступного теперь, как снег в пустынях Ньюсахары, «Ж». Но всё равно — они-то, эти движки, работали до самого конца.
Да и неизвестно ещё — дошло бы их послание до Родины? Или рассеялось затухающей вереницей таких беспомощных в бесконечном равнодушном Пространстве электромагнитных волн…
Что и говорить — перспектива не из радужных.
Конечно, они всё равно не сдались. Снимаю шляпу перед их, пусть бессмысленным, но — мужеством. Да и чего я так разозлился… Злиться надо на идиотов, сформулировавших тупое Техническое Задание на проектирование и ключевые решения при строительстве чёртовой посудины. На дебилов учёных-инженеров-строителей-поставщиков. И — главное! — тех бессовестных Политиков, манипуляторов судьбами, кто послал «добровольцев» в этот практически самоубийственный полёт!
На остальных одиннадцати страницах Журнала были некоторые Протоколы Общих Собраний выживших членов экипажа. Судя по всему, эти Протоколы стали занимать, из-за неизбежной говорильни, такой большой объём, что Капитан приказал вести их отдельно. Но раз мы с Матерью не нашли их, значит он же посчитал нужным и приказать уничтожить все эти Протоколы.
Что там было, какие интриги и драмы разыгрывались между уцелевшими тридцатью шестью офицерами и рядовыми, какие мерзости и возвышенные слова о долге, чести и предательстве говорились — теперь никогда не узнать. Журнал же лишь скупо сообщал о фактах:
— «Пятьдесят второй год. Шестьдесят первый день. 08–00. Вахту принял… 08–30. Обнаружили ещё двух покончивших с собой: капрал Перс Хиддиг и рядовая первого класса Кармен Сьок. Тела отстрелены в 14–00, после гражданской панихиды (…) 14–50. Обнаружена утечка воздуха в сорок девятой секции палубы С. Обнаружить место течи и устранить её не удалось. (…) Секция перекрыта и запечатана. Давление в жилой зоне — ноль восемь нормы. Хайам Лятнес и Больва Туука с носовым кровотечением направлены в медотсек. 16–00. Вахту сдал.»
Так они и отступали, постепенно сдавая пространство своего крохотного Мирка чертовому неумолимому Космосу, надеясь,