Кто-то произнёс его имя.

— Закалве!

Он обернулся, и глаза его расширились от удивления.

— Скаффен! Неужели Сма отпускает тебя одного? Или она здесь?

— Добрый день! — поздоровался дрон, подлетая к нему. — Госпожа Сма направляется сюда на модуле.

— И как там Диззи? — Он уселся на низенькую скамеечку у стены. — Какие новости?

— В основном — хорошие. Господин Бейчей на пути к космической станции «Импрен», там состоится совещание, которое должно определить дальнейшую судьбу Скопления. Похоже, опасность войны уменьшается.

— Ну, разве все это не чудесно: мир здесь, мир в космосе? — Он откинулся на скамейке и, прищурясь, посмотрел на дрона, склонив голову к плечу. — Почему же ты, дрон, не преисполнен радости и веселья? Ты кажешься мрачным. В чём дело? Что случилось? Батарейки садятся?

Секунду-другую дрон молчал, затем произнёс:

— Модуль вот-вот приземлится. Поднимемся на крышу?

Мгновение он озадаченно смотрел на дрона, затем кивнул, стремительно поднялся со скамьи и хлопнул в ладоши.

— Конечно, идём.

Они прошли в его апартаменты; Дизиэт выглядела подавленной. «В чём дело? — недоумевал он, — Неужели её не радуют происходящие события?

— Хочешь выпить?

Сма, расхаживая взад-вперёд по комнате, взяла у него из рук бокал, но пить не стала.

— Проблемы, Диззи?

Она обернулась к нему, её овальное лицо казалось выточенным из куска льда — таким холодом повеяло от него. В её глазах он прочитал свой приговор.

— Тебе придётся покинуть планету, Шераданин.

— Покинуть? Когда?

— Сейчас, сегодня ночью, крайний срок — завтра утром.

Ошарашенный её словами, он покрутил головой, затем засмеялся.

— Должен признаться, эти юные педерасты уже начали казаться мне привлекательными, но…

— Перестань, — перебила его Сма. — Я говорю серьёзно, Закалве, ты должен скрыться, исчезнуть. Он покачал головой.

— Мне следует ещё побыть здесь, я могу им понадобиться. Нет никакой гарантии, что перемирие…

— Перемирие не будет соблюдаться. — Дизиэт отвела взгляд. — Во всяком случае, одной из сторон. Так складывается ситуация, — Сма поставила бокал на столик и вновь принялась мерить шагами комнату, стараясь не встречаться с ним глазами.

— А? — переспросил он и взглянул на дрона, который лилово-зелёными полосами ауры давал понять, что он здесь совершенно ни при чём.

— Закалве, — женщина остановилась. — Существует некая договорённость, в соответствии с которой тебе следует покинуть Мюрссей.

Он пристально смотрел на неё.

— Что за договорённость, Диззи? — тихо спросил он.

— Фракция Гуманистов оказывала Империи некоторую… помощь, довольно специфического характера. События, происходившие здесь, до некоторой степени координировались Гуманистами. Договорённость предполагала победу Империи в этой войне. — Она остановилась, бросила взгляд на дрона и снова отвела глаза. — Это, собственно, и должно было произойти ещё несколько недель назад.

— Так, — медленно произнёс он, отставляя в сторону свой бокал и опускаясь в широкое кресло, сильно напоминавшее трон. — Значит, я спутал чьи-то карты, и игра сложилась не в пользу Империи?

— Да, — с трудом произнесла Дизиэт и судорожно сглотнула. — Именно так обстоят дела. Среди Гуманистов есть влиятельные силы, готовые воспользоваться любым предлогом, чтобы спровоцировать отказ от договорённости, каким бы ни был этот предлог. У них хватит сил испортить все дело. Кое-кому из Скопления все ещё нужна победа Империи. И мы не можем нарушить сложившееся равновесие сил.

— Да, понимаю. — Он тупо смотрел перед собой. — Моя миссия закончена.

— Да, ты должен отправляться с нами.

— А что произойдёт здесь?

— Верховных Жрецов похитит отряд десантников, которых доставит в монастырь самолёт Гуманистов. Монастырь будет взят войсками Империи. Намечены рейды на полевые штабы гегемонистов; они должны пройти практически бескровно. Если сопротивление продолжится, будут приняты меры: несколько танков и самолётов взорвут лазером из космоса. Полагают, что подобные действия охладят пыл желающих сражаться дальше. — Дизиэт стояла напротив него, по другую сторону стола. — Все это произойдёт завтра на рассвете. — Она вздохнула. — Ты действовал… блестяще, сумел вывести Бейчея… мы тебе очень благодарны, и нелегко…

Он жестом остановил её.

— Мне нужно кое-что сделать, я не могу отбыть сейчас с вами. Отправляйтесь пока без меня, а утром, на рассвете, вернётесь за мной.

Сма открыла рот, затем покосилась на дрона.

— Ладно, мы вернёмся завтра. Закалве, я…

— Всё в порядке, Дизиэт, — спокойно перебил он её и поднялся с кресла. Он смотрел ей в глаза, и ей пришлось отвести взгляд. — Всё будет так, как вы решили. До свидания. — Он заложил руки за спину. Сма направилась к выходу, Скаффен-Амтиско последовал за ней. На пороге женщина оглянулась, но ничего не сказала и вышла. Дрон завис в дверях.

— Закалве, — начал он, — я просто хочу добавить…

— Вон! — Он схватил столик за ножки и запустил им в Скаффена. Столик отскочил от невидимого поля и с шумом грохнулся на пол; дрон поспешно ретировался, плотно закрыв за собой дверь. Он стоял посреди комнаты, тупо глядя перед собой.

Тогда он был моложе, и его воспоминания о том времени отличались особой свежестью и остротой. Иногда он делился ими с казавшимися спящими, а на самом деле — замороженными людьми, бродя по немому холодному кораблю и задавая себе то и дело вопрос — а не сошёл ли он с ума от этого безмолвия? Когда-то он сам прошёл через это и имел опыт пребывания в «замороженном виде», но пробуждение разочаровало, так как он ожидал определённого воздействия на свою память, а именно — «стирания» фактов и событий, имевших место в прошлом. Но мозг отнюдь не утратил даже части имевшейся у него информации, воспоминания остались по-прежнему чёткими и яркими. Таким образом, оправдались самые оптимистические прогнозы по поводу безвредности замораживания; да и процесс «оживления» прошёл достаточно быстро, если сравнить, например, с его ощущениями после оглушающего удара по голове (подобное событие случалось в его жизни не раз и не два). Всё напоминало пробуждение после крепкого и долгого ночного сна.

Проведя ряд анализов и всевозможных медицинских проверок, его объявили здоровым, а затем на пару часов оставили наедине с самим собой. Он сидел, завернувшись в пушистое полотенце и словно тот, кто постоянно трогает больной зуб языком или пальцем, проверяя, болит он или не болит, устроил «перекличку» своим воспоминаниям — и явились те, которых он надеялся потерять в темноте и холоде космоса. Всё, что происходило с ним в прошлом — хорошее и плохое, правильное и неправильное — вдруг заявило о своём присутствии.