Оборонительные укрепления росли; солдаты почти безостановочно рыли траншеи и окопы, возводили надолбы, но обстрелу почти не подвергались. Имперская армия докатилась слабой волной до предгорий и остановилась. Он отдал приказ совершать почти беспрерывные налёты на линии снабжения, а также уничтожить ближайшие к линии фронта аэродромы. Сегодняшнее заседание штаба обещало быть бурным: Шераданин заявил, что вокруг столицы сосредоточено слишком много войск.

— Самые лучшие войска должны быть на фронте. Скоро начнётся наступление, и если мы хотим успешно провести контрудар — а мы можем сделать его именно таким — нам понадобятся храбрые солдаты.

— Существует проблема гражданских беспорядков, — сказал Верховный жрец. Бурная деятельность Мессии не прошла для него даром, Напурея выглядел постаревшим и усталым.

— Достаточно держать здесь несколько частей, — возразил Закалве. На самом деле он хотел соблазнить имперскую армию призраком скорой победы, и город должен был послужить приманкой. Ударные войска были им отправлены на горные перевалы и рассредоточены по ущельям. Жрецы, стоя перед картой, в ужасе заламывали руки сколько территории было отдано неприятелю! — и уже дали предварительное согласие на проведение «обезглавливающего удара». «Победоносную Гегемонархию» начнут готовить к последнему полёту и отправят в космос, если положение будет выглядеть действительно отчаянным, но он должен всё же попытаться выиграть войну обычными средствами. Наступательная операция началась; через сорок дней после его прибытия на Мюрссей имперская армия вступила в лесные массивы предгорий.

Жрецы запаниковали. Он отдал приказ лётчикам атаковать линии снабжения, а не воинские части. Оборонительные линии тем временем постепенно отодвигались, мосты взлетали на воздух. Армия противника уже заполняла долины между горами. Трюк с плотиной на этот раз не вышел, заложенные под ней заряды попросту не взорвались, так что перевал потребовалось срочно прикрыть.

— Оставить город? — Жрецы ошеломлённо переглядывались.

Он не переставал им твердить, что ситуация под контролем и всё будет в порядке, но положение с каждым днём становилось всё хуже. Наступление имперской армии выглядело успешным, в столице уже была слышна канонада вражеской артиллерии.

— Они попытаются захватить Балзейт, это же символ, — растолковывал он жрецам. — Символ — дело хорошее, но на самом деле не имеет большого военного значения. А мы подпустим ровно столько войск, сколько захотим, и перекроем вот здесь и здесь. — Он указал на карте перевалы под неодобрительный ропот присутствующих.

— Это не бегство. Мы отходим. Но положение имперской армии гораздо хуже, потому что они несут огромные потери, линии снабжения становятся все длиннее. Следует довести ситуацию до такой стадии, когда противник начнёт думать об отступлении. Тогда, предоставив врагу возможность — кажущуюся возможность — нанести сокрушающий удар, мы тем самым уложим их на обе лопатки. — Он обвёл взглядом побелевшие лица. — Возможно, вам придётся покинуть Балзейт, но вы вернётесь, обещаю, триумфаторами.

Вряд ли ему удалось убедить жрецов, но, возможно, у них уже не оставалось сил для сопротивления — и они предоставили ему полномочия действовать так, как он сочтёт необходимым.

Подготовка заняла несколько дней, в течение которых имперская армия с боями продвигалась в глубь территории гегемонархии, войска которой сопротивлялись, отступали, сопротивлялись, отступали… до тех пор, пока ситуация не стала складываться таким образом, что имперским военачальникам уже пора было подумывать о приостановке наступления.

Озадаченный поведением противника имперский генерал наблюдал в бинокль, как колонна грузовиков медленно ползёт по ущелью к городу. Разведка донесла, что жрецы намереваются покинуть город, а космический корабль готовят для какой-то специальной операции. Отправив радиограмму Придворному Высшему Командованию, утром следующего дня он получил приказ наступать на город.

Он равнодушно наблюдал за тем, как жрецы с предельно озабоченными лицами садятся в поезд, который должен был увезти их из Балзейта.

На последнем совещании ему с трудом удалось отговорить их не отдавать приказ о нанесении «обезглавливающего удара». Дайте мне попробовать ещё один манёвр, сказал он. Взаимопонимание полностью отсутствовало. Жрецы, столпившись у карты, смотрели на утраченную ими территорию, тыкали пальцами в то небольшое пятно, которое оставалось свободным от сил противника, и хором восклицали: «Всё кончено!» А он, не слушая их, ещё раз прокручивал в голове варианты наступательных действий… Да, для Империи всё было кончено!

Поезд тронулся, и он, не удержавшись, весело помахал рукой ему вслед. Верховные жрецы принесут больше пользы, если перестанут путаться под ногами и уберутся в один из своих монастырей, расположенный на соседнем горном хребте. А сейчас его ждут в Генеральном штабе с последними сводками новостей, его ждут дела…

Контрнаступление наконец началось. Сначала он пустил в ход элитные войска, затем — остальные части. Самолёты первые два дня бомбили линию снабжения противника, а затем переключились на передовую. Имперская армия дрогнула, хотя ей осталось преодолеть единственную преграду — горную цепь. Только тоненький ручеёк продолжал пробивать себе дорогу через леса и поля к сверкающей впереди цели — городу, надеясь залить его. Но солдаты были слишком измотаны, горючее и боеприпасы практически не поступали. Ущелья оставались в руках Гегемонархии, и её войска атаковали оттуда неприятеля. Противник был вынужден начать отступление, которое порой превращалось в паническое бегство. Он настаивал на непрерывности контрудара, жрецы телеграфировали ему, считая, что следует развернуть новые силы и остановить наступление на столицу двух имперских дивизий. Но эти две дивизии уже не представляли собой реальной силы, их капитуляция была неизбежна.

Зарядили дожди, и покрытые грязью имперские войска с трудом пробирались через сырые леса; их самолёты часто оставались прикованными к земле из-за непогоды, в то время как воздушные силы гегемонархии беспрепятственно бомбили и обстреливали их.

Остатки прорвавшихся через горы двух дивизий отчаянно сражались — слишком важной казалась им конечная цель. А на отдалённых равнинах с противоположной стороны гор остальная имперская армия отступала со всем проворством, на какое была способна.

Дивизии, оказавшиеся в провинции Шенастри, могли отступать только в непроходимые болота и поэтому вскоре капитулировали. В тот день, когда имперские войска вошли в Балзейт, Имперский Двор заявил о своём желании заключить мир. У них имелась дюжина танков и тысяча бойцов, но артиллерию свою они оставили на полях без боеприпасов.

Он связался по радио с жрецами. Те были согласны на перемирие. Тогда, предоставив жрецам самим вести переговоры, он отправился в свои апартаменты, где не был с начала военных действий, и переоделся в штатское.

Перемирие было подписано в полдень. Усталые имперские солдаты расквартировались за воротами цитадели в ближайших гостиницах.

Он стоял лицом к свету. Вокруг него тёплый ветер бесшумно колыхал широкие белые шторы, что спускались откуда-то сверху; ветер шевелил длинные тёмные волосы. Руки он сцепил за спиной и слегка раскачивался на носках, меланхолично изучая простирающийся перед ним город. С бесцветных небес лился на горы безжалостно-пронзительный свет. Фигура в тёмном бесформенном балахоне казалась нереальной, словно какая-то статуя…