Опарту хватило одного взгляда на пульт. Затекшие пальцы привычно забегали по пульту.

— Идиоты, — бормотал пират. — Законченные. Два идиота. Один рыжий, другой голубой. Паладонийское отродье.

— Мы не с Паладоса, — напомнил Спут.

— Да хоть из Добруйскленда, — зарычал Опарт. — Думаешь, от этого умнее стал?

Антрацит притих и молча следил за действиями пирата. Тот, вдоволь нащелкав тумблерами, теперь застыл и действовал редко и четко. Каждое движение его было безукоризненно отточенным.

Корабль снизился до предела, двигаясь теперь скорее как флаер. Внизу уже можно было разглядеть какие-то детали пейзажа.

— А вот сейчас будет жестко, — предупредил Опарт.

В следующую секунду космолет тряхнуло. Снизу что-то ударило. Деревья, догадался Исаак. Еще мгновение, и ударило сверху. Здесь гадать было не о чем. Преследователи, понимая, что садиться здесь некуда и они упускают свою цель, принялись снова шарашить из плазменных пушек.

Сто девятнадцатый борт затрясло, словно он попал в мясорубку. Анатомическое кресло больно било в спину и по рукам, не успевая подстраиваться под изменение осанки. В грудь с силой врезался ремень. Потом последовал сильный удар, от которого загудело в голове, и свет померк.

Священник-следователь не успел понять, что теряет сознание.

Габриель провел в каюте черного капитана трое суток. Что происходило снаружи, следователь не знал. Он ориентировался исключительно по звуку и по встряскам. Какие-то вещи по этим параметрам можно было понять, но подробности оставались где-то за гранью. Спрашивать капитана тоже не имело смысла. Он только пожимал плечами и философски замечал: «А вам-то что за печаль, брат Габриель?»

Черный капитан заглядывал исправно два раза в день. Как по часам. Заходил, приносил еду и питье. Курил и пил какое-то горячее варево, которое называл кофеем, утверждая, что когда-то его пили все, а потом растение, из которого делается напиток, стало редким и теперь это настоящая ценность. Пока капитан пил свой кофей, курил и чистил трубку, у них было время поговорить. Причем сам пират относился почему-то к этим беседам трепетно.

— Понимаете ли, брат Габриель, — пыхтел он трубкой, — Церковь — это пережиток. Но пережиток уверенный. Церковь держит позиции за счет былых побед. Кстати, вы никогда не задумывались, почему всякий раз, когда вера в Церковь начинает терять силу, появляются Призраки? Церковь ловит Призраков и восстанавливает позиции. Еще бы, никто кроме священников Света не способен на такой подвиг.

К заданному собеседником тону Габриель уже привык. Злиться и раздражаться было непродуктивно, а беседы, хоть священник-следователь и не соглашался с пиратом, оказались весьма любопытны. Жестокий убийца и грабитель, черный капитан отчего-то все больше и больше вызывал в Габриеле если не симпатию, то уважение.

Человек принципа, человек слова и дела всегда вызывает уважение, даже если принципы разнятся с твоими. Главное, чтобы слова и дела не расходились между собой, а в этом черного капитана упрекнуть было нельзя.

— На что вы намекаете? — полюбопытствовал священник.

— Я не намекаю, боже упаси. Я просто предлагаю задуматься. Человек так устроен в большинстве своем, что ему надо подавить окружающих, продемонстрировать, что он лучше. Быстрее, выше, сильнее. Умнее. Злобнее. Я стараюсь не доказывать свою правоту, брат Габриель. Может быть, я и не прав, хотя живу по своей правде. Нет, мне вовсе не нужно, чтобы все человечество и прочие гуманоиды жили моими мыслями. Мне просто очень хочется, чтобы каждый человек думал своей головой. Понимаете? Своей. Ведь она есть у каждого. Я не скажу, что я в этом сильно оригинален, вовсе нет. Но если каждый чуть больше станет думать головой, а не брюхом, кто знает, может быть, начнется золотой век.

Габриель усмехнулся.

— Золотой век — это мечта. Причем мечта несбыточная. И потом, сто лет тотального счастья — это слишком мало по любым летоисчислениям. Если ваша теория на практике закончится всего лишь столетием, пусть и золотым, то она не шибко лучше прочих. Век очень быстро канет в лету, а что будет дальше?

— Пока никто не подарил тотального счастья всем даже на сутки, — покачал головой черный капитан. — Так что век — это уже кое-что.

Он замолчал, затягиваясь трубкой и долго, со смаком выпускал колечки дыма. Лицо черного капитана приобрело задумчивое выражение.

— Вы говорили о Церкви, — напомнил Габриель.

— Да, да, Церковь — это пережиток, который держится на былых победах. Другое дело — техномаги. Молодая бойкая организация, которая решила противопоставить себя Церкви. Они ищут любой возможности заявить о себе и утереть нос священникам Света. Получается паршиво. Вы же в курсе ситуации на Паладосе?

Название планеты резануло по ушам. Брат Исаак. Они отправляли туда брата Исаака. Других свободных священников-следователей на тот момент не было. Что же умудрился натворить там этот ходячий кусок кошмара?

Хозяин каюты смотрел на Габриеля с интересом. Следователь постарался контролировать мимику, но мысли скакали совсем в другом направлении. Черный капитан сказал, что у техномагов плохо получается утирать нос Церкви. Выходит, на Паладосе техномаги оказались в невыгодном положении. Что же учудил там брат Исаак?

— Я знаю только, что, по слухам, там был замечен Призрак, и туда направили одного из священников-следователей, — уклончиво ответил Габриель.

— О, значит, вы не в курсе, — обрадовался черный капитан. — Там вышла веселая заваруха. Не знаю деталей, но в общем ситуация такова, что там действительно появился Призрак. Техномаги принялись за ним охотиться, но, видимо, неудачно, так как техномагов там больше нет. Головной офис взорван. Большая их часть погибла, а Призрак исчез.

— А дальше? — насторожился следователь.

— Дальше информация свежая, потому непроверенная. Слухи, сплетни. Выжившие техномаги вроде столкнулись с вашим священником. Кто-то кого-то гоняет. Местный правитель с перепугу решил поймать и того и другого и закрыл порт. А ваш следователь угнал космолет у засевших на Паладосе пиратов. Слухи, брат Габриель, слухи. Но подобные слухи вызывают уважение. В тех местах сейчас орудует кучерявый Гер, брат Габриель. А это, я вам скажу, та еще сволочь. Но хитрый. Угнать у такого космолет… — пират покачал головой. — Нет, невозможно. И уж я боюсь себе представить, что станет с тем, кто осмелиться попытаться.

Лес внизу искорежило чудовищно. Хотя, если смотреть с такой высоты, выглядело это вполне невинно, похоже на поле, по которому кто-то протащил тяжелый мешок, приминая траву. Только все же здесь была не трава, а роль мешка выполнял космолет с номер сто девятнадцать на борту. Корабль серебрился обшивкой сквозь поломанные деревья, словно далекая звездочка.

Еще некоторое время корабли пиратской эскадры постреливали по застрявшему в джунглях космолету, но он находился слишком далеко, а снижаться и садиться в этих непролазных лесах мог только самоубийца или сумасшедший, и вскоре попытки дотянуться до сто девятнадцатого были оставлены.