– Еще-о-о! – запищала Ида и затопала ножками по мелкому песку.

– Ты тяжелая, – засмеялась Якобина. – У меня руки отваливаются.

– Еще-о-о! – потребовала Ида и вцепилась в саронг Якобины. – Пожа-а-а-луйста!

– Ладно, в последний разок, – уступила Якобина и, быстро взглянув на Йеруна, бродившего по мелководью, убедилась, что он не собирается идти на глубину. Она подхватила Иду и снова закружила ее так быстро, что девочка задохнулась от хохота.

– Еще! – снова заныла Ида, когда Якобина поставила ее на ноги.

– О нет, моя милая! – Засмеявшись, Якобина покачала головой и нежно нажала Иде на кончик носа. – Теперь уж точно хватит. – Она показала на Йеруна и протянула Иде руку. – Пойдем, поглядим, что там нашел твой брат.

Закивав, Ида вложила свои маленькие пальчики в ладонь Якобины и с радостной улыбкой побежала рядом с ней по песку. Иногда она хихикала, когда пенные языки волн забегали особенно далеко и лизали ее пятки.

Якобина старалась приспособить свои шаги к мелким шажкам Иды и обводила глазами почти белый песчаный пляж, похожий на муку. Морские волны возле берега мерцали бирюзой, персидской зеленью и голубовато-зеленым селадоном. Дальше они приобретали насыщенный берилловый, аквамариновый и лазурный цвет. Достаточно лишь повернуть голову, чтобы увидеть оба острова, которые отделяли залив Лампунг от Зондского пролива с его оживленным судоходством. Остров Себуку, покрытый густыми зарослями тропического леса, высился над морскими водами, словно массивный кусок малахита, обработанный умелыми руками камнереза. В отличие от него, остров Себеси казался отсюда, с пляжа, синеватым холмом с пологими склонами. Вместе они загораживали третий, гораздо более крупный остров Кракатау; три его вершины Якобина видела, когда они плыли сюда с Явы.

Она еще раз посмотрела на Йеруна, который, опустив голову, что-то высматривал на морском дне, потом взглянула на бунгало, стоявшее на небольшом пригорке над морем. Симпатичный домик, построенный из камня и дерева, с крутыми скатами крыши и опоясывающей дом верандой. А вокруг – одичавший сад в полном цвету и невысокий забор. На первый взгляд, он казался меньше, чем был в реальности, и скромным, по сравнению с домом на Конингсплейн. Тем не менее в нем оказалось достаточно комнат для семейства де Йонг и обширной прислуги, в основном, местной. Из Батавии приехали лишь Рату, Мелати и Энда. У Якобины тоже была своя комната, а маленькая купальня питалась от прозрачного источника. Да и уединенность бунгало была обманчивой: сразу за изгибом берега, между плоским берегом и мангровыми болотами, начинался оживленный городок Кетимбанг, а за ним рыбацкая деревня и рынок. Кетимбанг был пестрым городком с традиционными деревянными домами на сваях, простыми хижинами и лачугами, красочными узорами на одежде и смуглыми лицами местного населения. Белых лиц там почти не было.

Переезд в Кетимбанг снова стал для Якобины новым этапом. Все сомнения и опасения, терзавшие ее на борту парового судна, курсировавшего между Явой и Суматрой несколько раз в день, рассеялись здесь уже в первые дни. Ей нравилось жить на морском берегу, часами играть с детьми на пляже. Равномерный рокот и шорох волн наполняли ее дни и ночи. Тут тоже было жарко, а часто и очень влажно, но почти всегда на пляже веял приятный ветерок; вот и теперь он трогал саронг и кебайю Иды и Якобины, шевелил их светлые волосы. Якобина давно уже не носила шляпу и не пыталась заправлять пряди волос, выбивавшиеся из ее простого узла. Под солнцем кожа приобрела более здоровый цвет, даже под тонкой тканью кебайи. Ида тоже сильно загорела, а ее волосы выгорели почти добела.

Якобина вдохнула полной грудью свежий, соленый морской воздух с легкой примесью пряного, сырого запаха тропического леса. Вот он, запах свободы; той свободы, ради которой она приехала в Батавию. Здесь, на Суматре, она чувствовала себя хорошо, здесь она была счастлива. В этом доме, на этом пляже, вместе с детьми и в ожидании совместной жизни с Яном. Она жила в раю.

Впрочем, в этом раю были и свои тени. Якобина посмотрела на джунгли, они начинались за домом и, насколько хватало взгляда, тянулись по побережью. Днем там можно было различить деревья с ржавой корой, на них – фиолетовые и белые орхидеи, а внизу, в непроходимом подлеске, слышалось журчание ручьев. С могучих ветвей свисали гирлянды лиан. Майор и госпожа де Йонг категорически запретили Якобине ходить с детьми в лес, как бы ни просил Йерун, и она была этому рада. Со смешанными чувствами она ездила пару раз в Кетимбанг с госпожой де Йонг – купить разные мелочи и отправить письма; ее оглушала дикая, избыточная красота джунглей, когда они ехали в двухместной коляске по узкой, ухабистой дороге, проложенной сквозь чащу. Якобина задыхалась в этом зеленом туннеле, ей не хватало воздуха.

После захода солнца тропический лес превращался в непроницаемую черную массу, наводившую на Якобину жуть. Там что-то постоянно трещало, шуршало, жужжало, раздавались хриплые или пронзительные крики. Там вибрировала жизнь, необузданная, первозданная, пугающая. Казалось, джунгли вот-вот дотянутся до дома своими щупальцами и проглотят всех его жильцов. Над домом возвышался вулкан Раджабаса – то мрачно, то с каменной невозмутимостью, но с неизменным величием. Джунгли цеплялись за его серые, как сталь, склоны, но залезть высоко у них не получалось. Он тоже пугал Якобину; ей было страшно жить у подножья огненной горы.

Такие мрачные мысли прогнала улыбка мальчика, когда они с Идой подошли к нему. Йерун стоял на мелководье в коротких штанах, и на его загорелом лице ярко сияли голубые глаза.

– Ну, нашел что-нибудь? – спросила Якобина и погладила его по волосам, которые выгорели на солнце и приобрели медный оттенок.

Он кивнул и протянул ей на ладони конусовидную, спирально закрученную раковину.

– Какая красивая, – восхищенно пробормотала Якобина.

Йерун опустил руку, чтобы сестренка тоже могла полюбоваться его находкой. Ида вытаращила глаза и раскрыла от удивления рот.

– Я и другие нашел! – Он сунул вторую руку в карман и гордо извлек целую горсть овальных, круглых и конусовидных раковин, гладких и ребристых, белых, бурых, розовых, нежно-серых, на которых еще держались прилипшие мокрые песчинки.

Пока Якобина внимательно их рассматривала, а Йерун объяснял, где он их нашел и что в них увидел, Ида присела на корточки и тоже стала искать раковины, ковыряя песок пальцами. Набежавшая большая волна шлепнула ее по попке и намочила саронг. Девочка пронзительно вскрикнула.

Йерун и Якобина расхохотались, засмеялась и Ида. Она выпрямилась и отлепила от кожи мокрую ткань.

– Скола высакнит! – успокоила она себя и скорчила свою новую, забавную гримаску – задрав подбородок, растянула в улыбке губы и наморщила носик.

Якобина взглянула на дом и увидела возле него фигуру в белом. Майор, положив руки на колени, сидел на песке в белых пижамных штанах и белой рубашке и глядел на море. В лучах солнца его борода и шевелюра казались огненно-красными.

С того дня, когда Якобина с Яном скоропалительно вернулись из Бейтензорга, она не слышала, чтобы майор повысил голос или поссорился с женой; в его спокойствии было что-то неестественное, даже жутковатое. Тигр казался укрощенным, беззубым. Майор говорил вполголоса, играл с детьми, а вечерами сидел на веранде рука об руку с Маргаретой. Якобина готова была радоваться миру, наконец-то воцарившемуся в доме супругов де Йонг, но только ей как-то не верилось в него. Ее угнетало состояние этого темпераментного, жизнерадостного мужчины, в нем ощущалась какая-то тоска. Вот и теперь он выглядел потерянным.