Затем приставил ладонь к уху, прислушался снова и вдруг завизжал росомахой, затрубил сохатым… И до того искусно подражал животным, что Алексей невольно поежился и оглянулся на темный лес, который совсем близко подступал к юрте. Нервное возбуждение завладело им до такой степени, что он едва сдерживался, чтобы не вскочить на ноги. Но Ермак держал его за руку, и в некоторые моменты даже излишне крепко. А шаман уже нежно курлыкал журавлем, а то вдруг заплакал одиноким лебедем…

— Закрой глаза! — приказал ему Ермашка, но Алексей и сам почувствовал, как налились свинцовой тяжестью веки, а его самого словно подняло на гребень волны и понесло, раскачивая, за горизонт, где вспыхнул и погас зеленый солнечный луч — предвестник удачи. Он вскинул голову, пытаясь избавиться от наваждения, и вдруг услышал далекий переливчатый звон, который, казалось, лился с небес. Звон приближался, и наконец он понял, что это такое. С горы прямо на него мчалась лихая тройка. Огромные кони, сквозь них почему-то просвечивали звезды, неслись, не разбирая дороги. Пристяжные, изогнув шеи дугой, дико косили глазами и храпели, коренник яростно грыз удила, и пена летела с его губ на землю. Гривы и хвосты их развевались и сливались с густым туманом, повисшим над степным ковылем и полынью. Копыта не касались земли. И лишь глаза горели в темноте да сбруя блестела червонным золотом в слабом свете молодой луны.

— Хай! Хай! Харахай! — послышалось вдруг ему, а следом раздался звук, словно кто-то оглушительно щелкнул кнутом. И тут же он увидел женщину, которая, стоя во весь рост, управляла тройкой. Длинный шлейф ее платья казался продолжением Млечного Пути, таким он был длинным и столько мерцающих звезд уместилось на нем. Женщина раскрутила кнут над головой и вновь прокричала свое: «Хай!

Хай! Харахай!» А может, женщина и тройка просто привиделись ему?

Но нет, кони продолжали мчаться на него, только он почему-то совсем не ощущал страха. Лишь выставил перед собой локоть, словно собираясь прикрыться им от копыт бешено летящей тройки. Но она, подчиняясь новому удару кнута, вдруг резко завернула в сторону. Лошади взметнулись на дыбы, копыта пронеслись над его головой, а тройка как на крыльях вознеслась вверх и описала полукруг в небе как раз под звездой Читиген. И тогда лишь он разобрал, что наездница совсем еще юная девочка с множеством косичек на висках. «Харахай!» — озорно прокричала она и опять взмахнула кнутом. Предплечье обожгло болью. Он схватился за руку. И… очнулся.

Ермашка что-то торопливо сунул ему в ладонь и прошептал.

— Брось в огонь, Алексей Дмитрич!

Он разжал руку и увидел в ней черную челому.

— Бросьте в костер, — приказал ему уже Егор. — Иначе от беды не открутитесь.

И Алексей послушно бросил челому в очаг. Руку саднило, он отвернул рукав рубахи и увидел красную полосу, перечеркнувшую предплечье. Она вспухла и горела, как при ожоге… Он с недоумением посмотрел на охотника.

— Она что ж, вправду меня ударила?

— Кого ты увидел? — быстро спросил Ермак. — Говори, а я переведу шаману. Он скажет, что нужно делать.

— Видел тройку лошадей. Чуть не затоптали меня.

А управляла ими женщина, вернее, девочка. Вот здесь, — показал он на виски, — много косичек. Она меня огрела кнутом. Вон даже след остался, — мрачно произнес Алексей, более всего опасаясь, что его сейчас просто-напросто поднимут на смех. Но не подняли, а даже выслушали очень внимательно, при полнейшей тишине в юрте.

Ермак быстро переводил за ним, а шаман важно кивал головой при каждом слове, расчесывая редкую свою бороденку костлявыми пальцами с длинными, похожими на птичьи когти ногтями. Наконец он в последний раз мотнул головой и что-то спросил у Ермака. Тот повернулся к Алексею:

— Она тебе что-то сказала?

— Девочка, что ли? — переспросил он и пожал плечами. — Ничего не сказала, только выкрикнула несколько раз:

«Хай! Хай! Харахай!» Так, кажется?

Шаман радостно закивал головой и что-то быстро проговорил, вытянув руку в сторону Алексея. Мужчины возбужденно загалдели и заулыбались, а Ермак вдруг обнял Алексея за плечи и с торжеством в голосе произнес:

— Таной сказал, что желтоволосый батыр остановится на самом краю тюндюка[36]. Эрлик-хан не сумеет забрать тебя в нижний мир. А поможет тебе спастись абахай, красавица, у которой сорок девичьих косичек…

— Ну да ладно, — благодушно улыбнулся урядник, — хватит ужо Алексея Дмитрича сказками своими стращать. — И хитро прищурился. — Я так понимаю, Ермашка, нам от этого тюндюка надо подальше держаться. А не сказал твой шаман, где он находится, чтоб ненароком не поскользнуться и к Эрлику вашему хромому в пасть не угодить?

Ермак развел руками.

— Кто его знает? Может, под той горой, — кивнул он на выход из юрты, — а может, и под очагом…

— Да ну его к дьяволу! — махнул рукой урядник и повернулся к Алексею:

— А давай-ка, покажь, Алексей Дмитрич, еще раз, где эта девка жиганула?

Алексей закатал рукав рубахи. Мужчины окружили его, сочувственно цокая языками. А Егор снял фуражку и, почесав затылок поверх охватившей его голову повязки, озадаченно произнес:

— И вправду кнутом прошлась. Не увидел бы — ни за что не поверил!

Они поднялись чуть свет. Егор кряхтел и жаловался на муть в глазах, сетовал, что все-таки перебрал араки, но тем не менее на коня своего взгромоздился первым и всячески поторапливал своих спутников. Поспать пришлось не более двух часов, поэтому последствия чересчур веселого тоя сказывались даже тогда, когда они миновали перевал, а на востоке проклюнулась узкая полоска зари.

Нежное кружево инея покрывало траву, изо рта всадников вылетали облачка пара. Было зябко и оттого неуютно, но зато головы быстро прояснились и отступило желание закрыть глаза и подремать под мерный конский шаг.

Егор то и дело поторапливал своих спутников. До назначенной встречи на пароме оставалось чуть больше часа, и он не хотел опаздывать.

Они вброд миновали бурную, но мелкую реку и стали карабкаться в гору по едва заметной каменистой тропе. Иногда приходилось спешиваться и вести лошадей в поводу, обходя поваленные деревья и огромные глыбы, скатившиеся с откосов. На этот раз с ними были еще две крупные лайки — лучшие «звериные» собаки, как с гордостью сообщил об этом Ермашка.

На пути им попадались следы маралов, места их кормежек и множество лежек. Собаки нервничали, и не без основания. Чтобы они не шастали по тайге без дела, как выразился охотник, он держал их на поводках, которые приторочил к луке седла. И лайки то натягивали поводки, глотая воздух влажными носами, а то вдруг застывали на месте и прислушивались к звукам. Доносившимся из леса.

Алексей наблюдал за псами и терялся в догадках: что такое замечательное углядели они вдруг в темных кущах?