— Мама! — закричала я и бросилась вперед, забыв про принца, Александра, забыв про весь мир.

— Кира, — услышала я до боли знакомый голос. Этим голосом она пела мне колыбельные, отчитывала за плохие оценки, хвалила и говорила, что любит меня.

Она сбежала по трапу с такой стремительностью, что я испугалась, как бы она не упала. Словно большая птица накрывает крыльями своего птенца, мама вскинула руки и загородила меня от окружающего мира. От него пахло как и всегда: теплом, добром, так как может пахнуть только от мамы. По моим щекам потекло два горячих потока, и с удивлением прикоснувшись к лицу я обнаружила, что плачу. Плачу впервые с тех пор как потеряла надежду отыскать ее.

— Мамочка, мама, — шептала я. Хотелось сказать так много. Узнать, через что она прошла в Октавии, рассказать все все про себя, про Викки, про Веру. Рассказать, как мы волновались за нее, как искали и как верили, что она жива. Но слова застревали в горле, и я могла только плакать. Рыдать от счастья, ведь это не сон.

Первой дар речи вернулся к ней. Мама огляделась, увидела отсалютовавшего ей Аэрто.

— Кира, нам пора вылетать, — сказал итхис словно был ребенком, которому слишком долго приходится ждать пока взрослые наговорятся. Он неторопливо притоптывал. Александр бросил ему что-то на языке итхисов, за что получил в ответ злобное шипение.

— Что ты наделала? — прошептала она. Она заплакала не из-за радости встречи. В зеленых глазах, отражении моих собственных, плескалась тревога за ребенка.

— Я уговорила Аэрто спасти тебя. В ответ мне лишь нужно будет провести с ним неделю в Октавии, — я постаралась говорить легкомысленно, только на маму мои слова возымели обратный эффект. Глаза ее распахнулись, она тяжело задышала. Мама отбежала от меня и бросилась к Аэрто. Путь ей преградили два телохранителя:

— Оставь ее. Не бери. Я вернусь обратно. — Мама упала на колени. Мне не хотелось видеть ее коленопреклонённой. Только не ее. Александр словно понял мое настроение, он подошел к маме, помог ей подняться.

— Кира — моя искра, — объяснил ей Аэрто в свойственной ему язвительной манере. — А ты мне зачем? — принц подошел ко мне. Взял за руку, переплел наши пальцы. Я сделал над собой усилие, не отдернула руку сразу, а поднесла ее к губам и коротко поцеловала. И лишь тогда, бросив в сторону Аэрто самую свою милую улыбку, подошла к маме и Алексу.

— Позаботься о ней, — попросила я Дарка.

— Непременно, — ответил он мне.

— Кира, девочка моя. — Мама взяла мое лицо в ладони и поцеловала в обе щеки. Когда ее губы оказались возле моего уха, она шепнула — Не позволяй другим итхисам касаться тебя. Мы — эодэртэ.

Я увидела, как дернулся Александр, случайно расслышав это слово.

— Не смейте никому этого говорить, — произнес босс, он побледнел еще сильнее обычного, зрачок принялся бегать из стороны в сторону. Александр посмотрел на меня с таким выражением, словно у меня выросла вторая голова. Но одновременно в этом взгляде читалось торжествующее «Ах вот в чем дело!».

— Малышшка! — послышался голос Аэрто со стороны самолета. Мужчина уже поднялся вверх и с нетерпением замер у входа. Было видно, его раздражает столь долгое прощание. — Иди сюда, ты такого шампанского в жизни не пробовала.

— Мама, это Александр. Он мой … друг. Я доверяю ему свою жизнь и безопасность. Пожалуйста, тоже верь ему.

Мама кивнула, еще раз сжала мою ладонь. А Александр сказал:

— Я обо всем позабочусь. — И повторил слова мамы обращаясь ко мне с особенной интонацией— Не прикасайтесь к другим итхисам.

— До встречи, — попрощалась я и с ней и с ним. — Все будет хорошо.

— До свидания, — ответил Александр. А мама лишь разрыдалась.

Я выпрямила спину и пошла вслед за Аэрто. Не нужно разводить драмы, потому что ничего ужасного не случилось. Я не жертва, не девственница, отданная на закланье чудовищу. Я проведу каникулы в Октавии, буду заниматься сексом с красивым итхисом, пить вино и наслаждаться роскошью. А потом уеду и позабуду обо всем этом. Именно так я решила думать обо всем произошедшем. А еще я непременно узнаю, что значит «эодэртэ» и почему мне нельзя трогать других итхисов.

Самолет взлетел, вначале мама и Александр превратились в размытые точки, потом ту же участь постигли автомобили, а в конце концов и дороги. Были только небо, облака и я. Ах, и еще Аэрто. Мужчина отправил телохранителей прочь, налил нам шампанское. Я заставила себя расслабиться, сделала глоток. И правда восхитительное. Мама в безопасности, сейчас едет в компании Александра к нему домой. Босс позаботиться о ней, выслушает, поможет.

— Ты счастлива? — спросил меня Аэрто так, словно это имело для него какое-то значение. Серебряные глаза сверкали и затягивали. Я кивнула. А потом допила шампанское и лихо запрыгнула на него сверху.

— Никогда не делала этого в самолете, — призналась ему. Удивленный Аэрто отставил бокал, обхватил мою талию и прижал ближе к себе. Я поцеловала его, стремясь как можно скорее избавиться от одежды. Меньше одежды, меньше мыслей. Волшебство его прикосновений захватило меня, заставило превратиться в сгусток пульсирующего желания, лишенного морали и чувств.

После нескольких бешеных слияний мы оба провалились в сон.

Пшеничное поле простирается куда глаза глядят. Только на этот раз ветер гуляет по морю пшеницы, безжалостно срывая колосья. Он обдувает мою кожу, дергает волосы, развевает тонкое платье. Я чувствую себя уязвимой без своего защитника. Глаза смотрят вдаль в поисках моей змеи. Серебряная огромная змея, которая всегда появлялась, оберегая мой сон, теперь пропала, оставив меня на растерзание ветру и одиночеству.

— Не бросай меня, — слышу я свой голос. Я срываюсь на бег сквозь поле, я раздвигаю колосья, ищу драгоценную чешую. Но змеи нигде нет. Я одна, а ветер, кажется, вот-вот сорвет с меня кожу заживо. Я падаю и начинаю рыть землю руками, поднимая огромные комья, я даже пытаюсь коснуться небес в поиске моего чешуйчатого защитника.

Почему-то во сне для меня очень важна эта змея, я кричу и кричу, но она не отзывается. И вдруг моя душа словно вырывается из тела, она парит над всем бескрайним миром, созданным моей больной фантазией, и я вижу своего змея. Он где-то далеко на краю, в кромешной тьме, ищет вход в этот мир. Все мое существо рвется к нему, я приближаюсь и почти касаюсь чешуи. Змея смотрит на меня золотыми глазами, она открывает пасть, высовывает чешуйчатый