– Ой, ваше величество…

Она снова попыталась встать, я все еще удерживал из самых благих намерений, пусть женщина отдохнет, но она взглянула в мое лицо и вдруг вскрикнула с ноткой отчаяния:

– Ваше величество!

Я поинтересовался с сочувствием:

– Что не так?

– Я настаиваю! – сказала она плачущим голосом.

– Что случилось? – спросил я встревоженно. – Маркиза, чего вдруг…

– Если избегаете меня, – выпалила она, – то и на моего Антуана можете махнуть рукой!.. А я для его спасения все сделаю!

У меня привычно мелькнула ироничная мысль, что это «все», о котором так жертвенно говорят женщины, на самом деле исчезающе мало, даже крохотно, только они могут называть это всем, так как у них ничего больше обычно нет, вот и носятся, как с сокровищем, но смолчал, поклонился и сказал торжественно:

– Маркиза!.. В случке необходимости нет, вы же бренд, а я для величия империи и так все сделаю, чтобы вы успокоились!

Она вскрикнула:

– Тогда овладейте мной!.. Я выспалась, сейчас мягкая, теплая… Наслаждайтесь, как хищное животное моим телом, втопчите его в пучину самой грязной похоти, чтобы я чувствовала, как стараюсь для спасения Антуана!

– А-а-а, – сказал я несколько ошарашенно. – Это как бы проясняет… Ваши чувства мне понятны. Мои, естественно, только мне, ибо я – это тот Самый… В общем, маркиза, если случка необходима для вашего успокоения, то я, как всякий самец, готов жертвенно пойти вам навстречу и выполнить все, что необходимо. Вот только…

Она рухнула на ложе дивана, раскинула руки и даже раздвинула, как догадываюсь по шевелению кружевного платья, ноги.

– Ваше величество?

– Отложим, – сказал я. – Ненадолго. Сейчас не время. Лучше вы того, остыньте и… поднимайтесь.

Я протянул ей руку, она смотрела с непониманием и обидой, но нельзя, чтобы длань императора повисла в воздухе, с некоторой поспешностью оперлась о нее двумя пальчиками. Поднялась тоже легко, несмотря на десяток платьев, что вообще-то одно, но там столько слоев, будто их тысяча, я бы точно запутался и позорно рухнул бы с дивана.

– Маркиза, – сказал я ласково, но с императорской твердостью, – вон там прекрасная площадка… Нет, не для, она помогает перемещениям. Позвольте, помогу взойти…

Она послушно поднялась на две ступеньки, хотя, как теперь понимаю, Клара может переместить нас с любого места в скайбагере, но принимать и отправлять ей чем-то легче или привычнее отсюда.

– Не споткнитесь, – приговаривал я. – Не бойтесь, здесь страшно, даже ужасно, понимаю, но безопасно. Теперь обнимите меня крепко-крепко.

Она взглянула на меня с укором в честных женских глазах.

– Это же неприлично, ваше величество. Женщина не должна проявлять инициативу… Это вы имеете право делать с нами все, что возжелаете. А со мной так и вообще!

– Так это вовсе не секас, – пояснил я, – а необходимый ритуал для спасения Антуана.

Она взглянула на меня большими честными глазами.

– Ради Антуана я сделаю все, ваше величество.

– Даже обнимете? – уточнил я. – Тогда все в порядке. Позвольте, я приподниму вас… По ритуалу в момент переноса могут стоять только мои копыта. Иначе не получится.

– Делайте все, – ответила она, – что хотите, только бы мой Антуан был спасен.

Я приподнял ее легкое тельце, стиснул в объятиях.

– Готово!.. Старт!.. Клара, ты не спишь?.. Где две миллиардные…

Пояс на миг сжало так, что я охнул, пахнуло горячей волной воздуха. Взамен отделанных дорогими породами дерева стен командного центра возникла стена из розовых кустов в мой рост.

Чистый воздух скайбагера сменился ароматами пряных духов и женских притираний. Нет, это запах роз, так похожий на притирания.

Я опустил Жанну-Антуанетту на землю, каблучки сразу вошли в рыхлую почву, торопливо пощупал пояс.

Все на месте, только пряжка заметно нагрелась, где-то что-то коротит, не взорвалось бы на мне, как на шахерезаде. Или шахиде.

Жанна-Антуанетта в ужасе и восторге, но все еще с непониманием огляделась по сторонам.

– Мы в императорском саду?.. В Волсингсборе? Вы волшебник, ваше величество!

– Да, – ответил я самодовольно, – когда я с вами, маркиза, то способен на весьма как бы чудеса… Всякие, разные, не при дамах будь сказано. Хорошо, вы не дама, а наша гордость! Пойдемте… Ага, вон уже бегут!

Я поспешно провел ладонью по пряжке пояса, не светится ли, не нужно простому народу герцогов и графьев давать пищу для сплетен и предположений, чего это у меня светится в том месте, когда я с маркизой.

Жанна-Антуанетта снова церемонно оперлась о мой локоть, так и вышли красивые и надменные с прямыми спинами из окружения кустов роз, словно там под их изысканные ароматы, подобранные лучшими сомелье, и под нежное пенье соловьев совместно справляли какие-то физиологические нужды.

Стража бдит, едва мы выбрались из зарослей на мощеную аллею, послышался рев всевидящего Юстера.

К нам подбежали двое гвардейцев и неслышно двинулись сзади, ничему не удивляясь и ни на что не реагируя, кроме безопасности императора.

– Маркус, – сказал я шепотом, – Маркус, ты меня слышишь?.. Нет, это не проверка слуха. Можешь отпустить ту металлическую штуку, которую сейчас держишь. Да, отпусти. Заделай дыру в обшивке и пусть двигается по прежней орбите, то есть не придай ей какое-нить ускорение, а то нам только тунгусского метеорита не хватает… Хорошо, так и сделай. Я тебя люблю!

В ответ ощутил теплую волну по всему телу, что значит, он меня тоже любит и обожает, а что я уже на земле, ничуть не удивился. То ли не умеет, как мы не умеем удивляться во сне, то ли считает мои перемещения делом естественным, это же так просто.

Во дворе гуляющие придворные останавливаются и кланяются, а те, кто успел увидеть издали, спешат навстречу, выстраиваются в две шеренги и ждут с радостно-сладкими улыбками на лицах.

Дамы низко приседают, хорошая гимнастика для коленных суставов и циркуляции крови, мужчины почтительно кланяются так, что хрустят шейные позвонки. Когда вот так во дворе и во множестве, этикет позволяет обходиться без помахивания шляпами над обувью, это обязательно для индивидуальных приемов, пусть даже принимаю целую толпу.

Жанна-Антуанетта идет красиво и гордо, даже не улыбается, так ведут себя на показах мод, а еще породистые кони на плацу. Я тоже что-то вроде королевского пингвина, неспешен и полон величия, только внутри стучит тоскливая мысль, что до ступеней дворца не меньше трех сотен шагов, в следующий раз можно попытаться прямо в кабинет. Для переноса в силовом вихре любые стены не преграды, если уж проскочил через силовой щит…

Альбрехт, как почуял, вышел навстречу, когда мы с Жанной-Антуанеттой поднимались по широким мраморным ступенькам.