* * *

Выходя из дома Савиновых, Николай Николаевич ругал себя последними словами, хотя, казалось бы, действовал в строгом соответствии с планом – с планом, который сам же продумал во всех мелочах. Цветы, чаепитие, опрокинутая сумка, на дно которой полчаса назад лег крохотный маячок, устройство аудиослежения, – все было исполнено предельно четко и быстро. Теперь главное – обеспечить объекту полную, стопроцентную безопасность.

«Объекту…» Ульянов горько усмехнулся. В привычную схему Арина Савинова, дочь его учителя, кандидат наук, историк театра, а еще просто женщина, к которой его неудержимо влекло, совсем не вписывалась. Он как будто вновь ощутил на себе ее взгляд. Бархатные золотисто-карие глаза Арины смотрели внимательно и немного насмешливо – это из-за кривой школярской челки, заходящей на правую бровь.

На душе у Николая Николаевича сделалось нестерпимо гадко…

«Дорогой мой друг Хайме! Вы, верно, догадываетесь о цели моего письма. В последнюю нашу встречу, когда я передала Вам эту вещь, мы лишь начали разговор, но нам, увы, помешали… Посему я вынуждена повторить свою просьбу, чтобы не осталось никаких… (следующая по тексту строчка была зачеркнута, и Арине прочесть ее не удалось). Как никто другой, Вы, верный мой Хайме, понимаете, что значит для меня Мариус, поэтому не станете возражать и, не тратя время впустую, ибо его осталось мало, приступите к делу. Мне хорошо известны и Ваши умения и мастерство, я уверена, что задача сия Вам по силам. Выслушайте же теперь мои резоны и сделайте то, о чем я прошу.

Несколько времени назад вы соглашались со мной, что Марио феерически талантлив и что его ждет колоссальный успех. Но… сценическая слава скоротечна. Через пять, может, десять лет все о нем забудут. Увы, на свете мало талантов, слава которых пережила бы их зажигательный танец. Таков закон сцены. Однако в вашей власти переломить этот закон.

Сейчас Мариусу – двадцать лет или чуточку больше, мой талисман подарит ему еще столько же. То будет время его триумфа, славы, удачи. И тогда, преисполненный благодарности, Марио будет помнить обо мне всю жизнь.

А чтобы память его не подвела даже тогда, когда меня уже не будет подле него, Вы, Хайме, должны сообщить перстню еще одно свойство! У нашей медали есть и обратная сторона! Знайте, сама мысль о его счастье подле другой мне нестерпима! Пусть же Фортуна благоволит таланту Марио на сцене, а в его семейном очаге разводит огонь Фурия. Припоминаю, именно с нею Вы сравнили меня после ссоры с дядюшкой Эрнандо. Посему заклинаю Вас сделать так, чтобы возлюбленный мой не вкусил иного счастья, кроме того, что дарует ему театр!

Через несколько времени, точнее, в канун el Dia de Todos los Santos…[28] Вы помните, что этот день значит для меня, в Толедо состоится праздник, на котором выступит Марио. Надеюсь, мне удастся ускользнуть от дядюшкиных шпионов. О! Если бы Вы только знали, как я устала от этой вечной войны с родней! И все же присутствовать на представлении я буду, чего бы это ни стоило. И звезды нам благоволят! Прежде Вы сомневались, теперь же видите, что ювелир, которому я велела изготовить оправу для нашей медали, успел закончить заказ в срок! Не правда ли, изящная работа? Перстень непременно понравится Марио!

Итак, друг мой, жребий брошен, я приеду в Толедо, несмотря ни на что… (далее по тексту зачеркнуто)…найму лучшую гостиницу, где встречу моего возлюбленного и преподнесу ему этот перстень. А потом, возможно, открою Мариусу тайную силу моего подарка…»

К сожалению, некоторые строчки письма были перечеркнуты, и Арине расшифровать их не удалось. По всей видимости, речь в них шла о некой «новой формуле и магическом порядке чисел», которые необходимо применить, чтобы придать талисману двойные свойства.

Телефон в доме не затихал. На сей раз звонили из музея.

«Вот оно! Сейчас будет ложка дегтя в бочке меда!» Сначала Арина не хотела подходить, но потом все-таки ответила, решив, что бывший начальник, зам. директора по финансам Грушин, уже не испортит ей настроение, даже если будет очень стараться.

Разговор Грушин начал, как всегда, осторожно и очень издалека. Но Арина, не расположенная обсуждать метеосводки с бывшим начальником, попросила его перейти к сути:

– Простите, Петр Борисович, ограничена временем.

– Что ж, тогда будем говорить начистоту. Н-да… Мне думается так: ваше заявление, Арина Ивановна, вы написали, как бы это сказать, сгоряча, не подумав. Да и Кабулов все равно не дал ему хода. Сейчас время прошло, все успокоилось. Так что нравится вам это или нет, но вы по-прежнему наш сотрудник… – доносился из трубки тихий, почти ласковый голос зам. директора. Таким же ласковым голосом он сообщал сотрудникам о лишении их премии, о зарплатных вычетах, о «черных» субботах. Из-за этой манеры говорить, а также из-за всегдашнего желания обходить острые углы Грушина называли в музее «Лукой».

«Всяко живет человек… как сердце налажено, так и живет… сегодня – добрый, завтра – злой…»

Петр Борисович говорил что-то еще, но Арина уже не слушала, выждав паузу, она поблагодарила его за звонок, сказала «подумаю» и повесила трубку. Рука сама потянулась к пачке сигарет, но та оказалась пустой.

«И когда же она успела все выкурить?! Теперь придется выходить, значит, опять переодеваться».

Джинсы, рубашка, пуловер, ботинки – рыжие, из грубой кожи под цвет вязаного шарфа. Остановившись в прихожей у зеркала, Арина слушала довольное Тамарино щебетание о том, что «в кои-то веки у ее непутевой дочери появился достойный ухажер»:

– …Импозантный, воспитанный и совсем не старый. Да ты и сама уже не девочка. Мне даже показалось, что Николай Николаевич чем-то похож на нашего Ваню. Не проморгай, деточка. Сейчас женское одиночество превращается в настоящую социальную проблему.

– Меня мать венчать хотела по старинке с кольцами, по-другому вышло дело в клубе с комсомольцами! – отозвалась Арина.

– Глупо и не смешно!

– Ты, Тамарочка, сильно опережаешь события.

– Женщины могут пропустить землетрясение, но чужой роман – никогда! Тем более роман дочери! – назидательно заключила мать и удалилась к себе в комнату.

Арина взяла сумку и закопалась в поисках кошелька, который по закону подлости болтался на самом дне, так что пришлось вывалить все содержимое на тумбочку. В это время в кармане пальто в очередной раз зазвонил мобильный, и, хотя номер абонента не определился, она покорно взяла трубку.

– Арина Ивановна, дорогая, это Каратов беспокоит. Как ваши дела? Все в порядке? Отлично. Вы, полагаю, уже слышали последнюю новость?

– Которую из них?

– Про Лару Лейбман, вдову Григория Борисовича?