Мысль о том, что он должен бежать и искать Веруню, пришла ему неожиданно. Он вдруг решил, что теряет ее, что нашелся тот, другой, который уже пытается соблазнить ее, отнять ее у него. Но он же любит ее! Да, да, он любит… И любит больше жизни. Но почему этого раньше он не понял? А если понимал, то почему издевался над ней? Над этой хрупкой, светлой, доброй и ласковой девчонкой? Ну, в чем она провинилась перед ним? Что жалела его, заботилась о нем, верила в него, наконец, любила? Так за что ж он тогда ее так?..

– Вера! – вместе с болью вдруг вырвалось у него, и в следующий момент заерзали, зашевелились скрюченные вокруг потухшего очага молодые замерзшие тела.

– Кто здесь? – услышал он голос Анохи.

– Это я… Серегин, – нехотя отозвался Димка.

Тот даже как будто обрадовался.

– А-а, да у нас тут, оказывается, пополнение!.. – злорадно произнес он. – Ну, а тебя-то за что на кичман? Жопу, что ли, не так старшине лизнул? – спрашивает.

У Димыча кровь прихлынула к лицу.

– Я в жизни никому жопу не лизал, понял? – огрызнулся он.

– Не надо гнать! – ухмыльнулся в темноте Анохин. – Я же видел, как ты перед Грачевским стелешься… Ладно, разжигай лучше печь, а то я сейчас дуба дам… Холодно, бля, как в морге…

Однако после всего услышанного, Серегину больше не хотелось оставаться здесь, но и возвращаться в балок у него не было никакого желания.

– Мне бумага нужна, – буркнул он. – Я пробовал разжечь – не получается.

– Там, у входа, щепки лежат с корой – клади их в печку… – говорит Аноха.

– А ты кто такой, чтобы мной командовать? – возмутился Димыч.

– Ладно, не гони волну… – примирительно сказал Аноха. – Быстрей разжигай, а то уже сил нет…

Димыч отыскал щепу и стал разводить огонь. Это далось ему не сразу. Руки закоченели так, что не слушались его, да и кора была влажной. Но вот наконец зашумело в печи, защелкало, затрещало, и вслед за яркими сполохами в палатку пошло тепло. Теперь надо было только не забывать подбрасывать поленья…

– Ну ты так и не сказал, за что это тебя сюда… – чуть ли не с головой укутавшись в старое солдатское одеяло, спрашивает Анохин. – Натворил, что ли, чего?..

Серегин не ответил. Ему хотелось спать. При этом спать долго и не просыпаться никогда.

– Ну, что молчишь?..

– Да не натворил я ничего… – зло пробурчал Димыч.

– Тогда почему ты тут? – не понял Аноха.

– Ты что не видишь?.. Он погреться к нам пришел, – услышав громкую речь, проснулся Гузя.

– А может, это «подсадная утка»?.. – послышался в темноте голос Шепелявого. – Слышь, Серегин, ты не стукачок случайно?

Димка вспыхнул.

– Да кому вы нужны, чтобы на вас стучать! – в сердцах бросил он.

– Да уж не скажи… – процедил сквозь зубы Аноха. – Ты думаешь, нас случайно здесь держат? Нет, фраерок, не случайно… Они ждут, когда прилетят вертолеты, – к прокурорам нас хотят сплавить…

Серегин об этом знал из разговоров со старшиной, поэтому лукавить не стал.

– Да, это так… – говорит он. – Я бы рад был с вами поменяться местами, да кто на это пойдет?..

В ответ послышались смешки.

– Не мути поганку, паря!.. – простуженно хлюпнув носом, прогундосил из-под одеяла Шепель. – Так мы тебе и поверили…

– Правильно, Шепелявый, – поддержал его Аноха. – Верить никому нельзя.

– Это почему же? – не понял Димыч. – Люди должны верить друг другу. Нет, братцы, вы что-то не то говорите…

– То, то… – подает голос Гузеев. – У нас даже родственникам нельзя доверять. Вот взять меня… Кто меня в тюрьму засадил? Правильно, родной брательник… Пошел гад и заложил меня ментам, что я соседскую квартирку очистил. Зря я ему, суке, тогда во всем признался. Но разве я думал когда?..

– Просто вы разные люди, – делает заключение Серегин. – У брата твоего своя правда, у тебя своя… А лететь вместо вас на Большую землю я и впрямь хоть сейчас готов, – говорит он. – Сон мне дурной приснился… Вот я и решил, что с женой моей что-то случилось.

– Ага, сели в самолет и полетели… – издевается Аноха.

– Ну тогда я убегу…

Анохина эти слова привели в восторг.

– Ишь ты! – воскликнул он и тут же перевел себя в сидячее положение. – И что, правда побежишь или ты просто понтанулся? Ну скажи, что понтанулся…

Димыч покачал головой:

– А какой мне в этом прок? Неужто ты думаешь, я хочу перед вами покрасоваться? Да на хрен вы мне нужны!

Анохин фыркнул:

– Ты, Серый, пургу-то не гони – я ж тебе не фраер…

– Да какой я тебе Серый? – огрызнулся Димыч.

– Ну ты же Серегин, выходит, погоняло у тебя Серый, а как еще?.. Ну хочешь, Поцом будем тебя звать?

В ответ – дружный гогот из-под одеял.

– Ладно, пусть будет Серый… – соглашается Димыч. – Коль привлекут за побег… – он вздохнул, – то у меня уже и кличка готова для зоны.

Блатные одобрительно посмеиваются.

– Один не добежишь… – о чем-то подумав, говорит Аноха.

– Это уж как пить дать!.. – поддержал его Шепелявый.

Серегин заскрипел зубами.

– Добегу! Гадом буду, добегу… Да я ради своей Веруни!..

– Тише ты, япона мать! – цыкнул на него Аноха. – Еще услышит кто – тогда ты точно убежишь… Слышь, – неожиданно приходит ему на ум, – а ты не этот… как его?

– Провокатор… – подсказал ему Гузеев.

– Во-во, провокатор… – подхватывает Аноха. – Смотри, а то ведь кишки выпустим… Ты видел когда-нибудь, как выпускают кишки? Нет? Так вот увидишь… А заодно и фары тебе порежем…

– Да не читай мне ботанику, без тебя знаю, что за это бывает… – недовольно проговорил Димыч. – Нет, я не провоцировать вас пришел. Просто я…

Он не договорил, потому что в этот момент они услышали у входа в палатку чьи-то голоса.

– Смена пришла, – негромко проговорил Аноха. – Пустолякова сменили.

– Эх, сейчас бы пошабить… – раздался из-под одеяла мечтательный голос Шепелявого. – Обкуриться бы, говорю, чиры и забыться… На крайний случай чифирку заварить.

– А где ты сейчас чихны найдешь? – ухмыльнулся Гузя. – Была у Гиви чуфа и вся вышла. Сам прошлый раз проверил, когда мы бузака замутили и этих сук, – это он про сержантов, – повязали.

– Скучно… – заключает Аноха. – Скучно, говорю, живем… Хорошо хоть Серый пришел нас потешить.

Они смеются.

– А может, мы его пропишем по всем правилам? – вдруг предлагает Шепелявый, который, почуяв, как палатка наполняется теплом, высунул из-под одеяла свой нос.