— Сергей Михайлович, вы не могли бы прервать учебу и вернуться?

— Что случилось? — спросил он, чувствуя, как холодеют ладони.

Так вопрос ставился бы, только если поступил труп, вскрывать который должен начальник Бюро. Или здание Бюро рухнуло. Или все сотрудники разом умерли. Понятно, что не второе и не третье, значит, первое. Кого привезли? Мэра? Председателя Городской думы? Прокурора города? Каширину? Кого?

— Неспокойно у нас тут, — понизив голос, сказала секретарь.

И только тут Саблин взглянул на часы и сообразил, что в Северогорске сейчас десять вечера. Значит, Света звонит из дома, а не с работы. И значит, никакого сиятельного трупа нет. Уже легче.

— Что значит — неспокойно?

— Разговоры всякие ходят про вас… Понимаете, Юрию Альбертовичу удалось решить в мэрии вопрос с выплатами, он туда сходил пару раз и сразу добился, чтобы нам «экологические» выплатили в прежнем объеме, и теперь все говорят о том, что вот он был бы очень хорошим начальником, и надо бы попросить областное Бюро, чтобы вас сняли с должности, а его назначили. Сергей Михайлович, вас люди не любят, вас боятся, я вам сто раз говорила, а вы не слушали. А Вихлянцева все любят, особенно бабы наши, он же красивый такой и холостой к тому же… Он сегодня утром планерку проводил, так знаете, что сказал? Что он как исполняющий обязанности добился в мэрии денег для нас, а вы как начальник ничего для этого не сделали, зато успешно разбазариваете бюджет Бюро, оплачивая какие-то левые исследования в собственных интересах, то есть фактически залезаете в карман государства.

— Та-а-ак, — протянул Саблин.

Больше ничего сказать он не мог. Слов не было.

«Значит, этот навозный жук, этот гаденыш считает, что выплата „экологических“ — его персональная заслуга? Ну-ну. Может, не стоило тогда, после разговора с Кашириной, молчать? Может, надо было передать всем сотрудникам ее слова? Тогда у Вихлянцева сейчас не было бы такого козыря. А козырь мощный, потому что мало есть на этом свете вещей, которые интересуют людей больше, чем деньги. И ведь ему наверняка сказали в администрации, что вопрос решился уже давно и вовсе не потому, что он туда явился, а потому, что я задолбал их своими письмами и обоснованиями. Я их убедил. А теперь выходит, что я плохой, злой, грубый и несправедливый, ничего не сделал, ничего не предпринял, украл государственные деньги, чтобы оплатить какое-то исследование в своих личных интересах, а пришел добрый и хороший Юрочка, который сразу все поставил на свои места. Вот же сучонок!»

— Так вы приедете? — в голосе Светланы слышались одновременно мольба и тревога.

— Нет, — отрезал Саблин. — Я вернусь только тогда, когда закончу учебу. Я ее оплатил из собственного кармана. Я не так богат, чтобы выбрасывать деньги на ветер.

— Но Юрий Альбертович…

— Юрий Альбертович будет исполнять обязанности начальника до моего возвращения. А если вы, Света, думаете, что напугали меня, то вы очень глубоко заблуждаетесь. Я приеду тогда, когда запланировал. И разберусь, что у вас там происходит.

— Я поняла, Сергей Михайлович, — испуганно ответила секретарь.

Видно, голос у него был весьма выразительным, если испугалась даже Света, которая вообще ничего и никого не боялась.

Разумеется, ни о каком досрочном возвращении не могло быть и речи. И не потому, что ему жалко заплаченных за учебу денег. В Бюро отлично знают, что Светлана информирует начальника обо всем, что происходит. И если он сейчас вернется, все сотрудники решат, что Света поставила его в известность о фокусах Вихлянцева и начальник испугался. А раз испугался и вернулся, значит, чувствует, что его позиции слабоваты.

Нет, он не вернется. И даже звонить Вихлянцеву не станет. Он закончит цикл, приедет в Северогорск, и тогда этому гаденышу мало не покажется.

* * *

Глеб Морачевский действительно очень любил свою работу и потому частенько засиживался в кабинете, выполняя исследования. Вот и сегодня он вышел из здания городского отдела внутренних дел почти в девять вечера. Он бы еще поработал, но от многочасового напряжения стало рассеиваться внимание, и как только он поймал себя на первой же ошибке, немедленно стал приводить в порядок рабочий стол: пора заканчивать, экспертиза — не та сфера деятельности, где допустим хотя бы малейший промах.

Он решил прогуляться пешком, несмотря на лютый мороз. Обмотался длинным теплым шарфом, закрыв лицо до самого носа, надвинул поглубже меховую шапку с опущенными «ушами», руки в толстых рукавицах засунул в карманы пуховика и отправился в сторону центра Северогорска. Минут двадцать пешей прогулки пойдут на пользу, а там можно и на автобус сесть.

Проходя мимо самого «крутого» в городе фитнес-клуба, он обратил внимание на подъехавшую машину со знакомыми номерами: это был служебный автомобиль заместителя прокурора города Журенко, о котором Татьяна Геннадьевна говорила, что если где-то валяется хоть копейка, то через очень короткое время она окажется у Валеры Журенко в кармане. Был он молод, из породы наглых пробивных карьеристов, которые ничего не стесняются и никого не боятся. Глеб уже прошел было мимо, когда из машины вышли Журенко и Юрий Альбертович Вихлянцев.

«Опа! Дружочек Юрочка! — подумал криминалист. — А ты что здесь, собственно говоря, делаешь, в компании зампрокурора города? Что-то я не слыхал, чтобы вы между собой хороводы водили».

Журенко и Вихлянцев, оживленно что-то обсуждая, вошли в дверь фитнес-клуба. Глеб, не раздумывая, двинулся следом, увидел, как они, показав на ресепшене членские карточки, сразу прошли вглубь, и подошел к девушке-администратору. Купив разовый абонемент, Морачевский, следуя стрелкам на указателях, дошел до мужской раздевалки, потянул на себя дверь и остановился на пороге. Раздевалка вполне соответствовала «крутизне» заведения: она вся состояла из отдельных боксов-выгородок, в каждом из которых находились два шкафчика для одежды, банкетка, два кресла, стойка со стеклянными полками для полотенец и небольшая душевая кабина. Находящиеся в разных боксах любители спорта друг друга не видели и могли принимать душ, вытираться, одеваться или раздеваться, никого не стесняясь.

— …еще четыре дня осталось, потом Саблин выйдет, — послышался из-за непрозрачной пластиковой стены одного из боксов голос Юрия Альбертовича Вихлянцева.

— Но ты успел хоть что-то сделать?

Это уже Журенко. Глеб насторожился и стал вслушиваться, боясь пропустить хоть слово.

— Что значит «что-то», — хохотнул довольно Вихлянцев. — Я все успел. Теперь Саблину постепенно будет приходить конец, долго он не высидит при таком раскладе. В народе зреет недовольство, а я это недовольство умело поддерживаю и разжигаю еще больше. Так что, Валера, не бзди, скоро все закрутится-завертится.

— Повезло тебе с бабой…

— С Танькой-то? Что да — то да, повезло, — охотно согласился Юрий. — Когда она мне сказала, что вопрос с выплатами уже решен принципиально и через несколько дней будет официальное решение, я и понял, что это мой шанс, упускать который нельзя. Только Саблин за порог — а я тут как тут, всех поставил в известность, что еду в мэрию добиваться выплат и когда вернусь — все расскажу: к кому ходил, что говорил, что мне ответили. Народ обрадовался! Через день снова поехал, а мне как раз и говорят: вопрос решен, Саблин вернется, бумагу подпишет — и деньги перечислят. Я хотел сам подписать, знаешь, так красиво было бы: прийти в Бюро и сказать, что я подписал… Шикарно! Но они хотят только саблинскую подпись. Да это-то хер с ним, никто все равно никогда не знает, чья подпись на какой бумажке стоит, всем результат интересен. А результат они получат из моих рук.