— Вы о чем?

— О мужчине, который жаловался на сердце и умер у себя на даче, прямо на грядке с клубникой. Неужели не помните?

Сергей вспомнил. Случай действительно был уникальным по фактуре и по экспертному поиску, настойчивому и изобретательному. И действительно вся история длилась полтора года. История, которая началась так просто и обыкновенно: мужчина умер, упав лицом на грядку с клубникой, которую он полол на собственном дачном участке. А когда проводили вскрытие, обнаружили пулю. Причем траектория ее прохождения внутри торса погибшего была столь затейливой, что понадобилось очень много времени для определения места, откуда мог быть произведен выстрел. Самым странным было то, что выстрела никто не слышал, хотя участки были маленькими и все соседи, в ясный летний день работавшие на своих огородиках, прекрасно друг друга видели. Вокруг дачного товарищества — лес, расстояние, с которого был произведен выстрел, путем многократных длительных экспериментов определили в размере от 500 до 2000 метров, ни ближе и ни дальше. И вся засада оказалась в том, что на том участке местности, который охватывался параметрами предполагаемого места выстрела, не оказалось ровно ничего, кроме леса, воинской части и стрельбища. Других объектов в секторе не было. Ни одного. Проверяли каждую единицу оружия в воинской части, угробили на это уйму времени, ответ: пуля, убившая мужчину, не была выпущена ни из одного автомата, находящегося на территории части. На стрельбище никаких учебных стрельб не было. И вот полтора года мучительных поисков ответа на вопрос, кто и почему, а главное, каким образом застрелил потерпевшего, завершились, когда на одного из экспертов снизошло озарение: он обратил внимание, что в изучаемом секторе проходит железнодорожная ветка, и предложил запросить управление железной дороги о прохождении поездов в тот день. И оказался прав! Именно в момент гибели потерпевшего на этом участке дороги проследовал эшелон с охраняемым грузом. Нашли военных, которые этот груз охраняли, изъяли у них все оружие, проверили — и точно! Мужчина, умерший на грядке, был убит выстрелом из автомата, который находился на вооружении у охраны эшелона. Подняли записи, нашли имя того, кому был выдан именно этот автомат. Парень уже давно демобилизовался. Когда к нему пришли, рассказал, что чистил оружие, сидя на открытой платформе, и потом произвел контрольный спуск… раздался выстрел. Никто и никогда не смог бы предположить, что пуля, выпущенная с движущегося товарняка, пролетит такое огромное расстояние через лес и не попадет ни в одно дерево. А попадет в левое надплечье человека, мирно пропалывающего клубнику.

Да, вся работа по установлению истины длилась полтора года… Так, может быть, он не настолько безумен пока?

— Вы меня убедили, Лев Станиславович, — сказал он с усмешкой, — буду считать, что я пока еще психически здоров.

— Вот это правильно, — одобрительно отозвался Таскон. — И никого не слушайте, двигайтесь только вперед. Зуд научных и экспертных открытий — это самое страшное, что может случиться с человеком, это еще хуже, чем зуд от чесотки или вшей. Избавиться невозможно, пока не дойдешь до конца. Но с ума от этого сходят все-таки крайне редко.

Слова эксперта-биолога немного успокоили, но все равно в душе оставалось недовольство собой: он, начальник Бюро судебно-медицинской экспертизы, распустился настолько, что дал подчиненным повод смеяться над собой и злословить. Это недопустимо. Нужно поставить людей на место.

* * *

Время тянулось то мучительно медленно, то летело незаметно, в зависимости от обстановки на работе и от сложности экспертных случаев. Но о рицине Саблин не забывал ни на минуту. И когда раздался звонок из Москвы о том, что исследование завершено и можно получить заключение, Саблин все-таки позвонил Ольге. Она его звонку не обрадовалась, но помочь обещала. И действительно, на другой день сообщила ему телефон своей приятельницы по северогорскому фитнес-клубу, которая через три дня вылетает из Москвы в Северогорск.

— Только имей в виду, Саблин, — сказала Ольга. — Эта дама — человек крайне занятой, у нее нет времени ездить за твоими бумагами. Договорись, чтобы все привезли прямо в аэропорт, иначе ничего не получится. И в Северогорске она не будет ничего никуда привозить, пусть ее встретят и все заберут. Сможешь устроить?

— Смогу, — пообещал он, но уверенности при этом не испытывал.

Как назло, именно через три дня, в день прилета такой деловой и занятой дамы, было назначено вскрытие с участием приглашенных клиницистов, следователя и адвоката. И отменить или перенести уже ничего нельзя. Пришлось снова звонить Максу, который, к счастью, оказался в это время свободен: ни уроков в школе, ни чего-то срочного в спортбаре.

Три дня Саблин прожил как на иголках, мучаясь неизвестностью и сжигающим его азартом. По телефону ему не сказали ни слова о результатах исследования. Уходя на вскрытие, он предупредил Светлану:

— Ко мне может приехать Максим, он привезет пакет. Вы уж проявите все гостеприимство, на какое способны. Если он захочет меня ждать — напоите чаем, угостите чем-нибудь вкусным.

Макс частенько появлялся в Бюро у Саблина, если они договаривались куда-нибудь вместе махнуть после работы, и Светлана хорошо его знала. Более того, обаятельный симпатичный байкер ей ужасно нравился, и каждый раз, когда Максим появлялся в приемной, строила ему глазки, на что художник реагировал совершенно адекватно: начинал говорить комплименты и открыто заигрывать с секретарем начальника Бюро.

Вскрытие затянулось, между участвующими медиками разгорелась длительная дискуссия, и когда Саблин поднимался из морга к себе в кабинет, он был уверен, что если Максим и приезжал, то давно уже уехал. Однако еще в коридоре услышал кокетливый смех Светланы. Таким особенным смехом она смеялась только над шутками Макса.

И действительно, тот сидел в приемной, развалясь на стуле, прихлебывал чай и рассказывал анекдот. Саблин застал только концовку, которая вовсе не показалась ему смешной. Впрочем, наверное, он просто очень устал: четыре часа на ногах возле секционного стола, не присев, не расслабляясь, полностью сосредоточенный и сконцентрированный, чтобы ничего не упустить.

В кабинет они с Максом вошли вместе, и Саблин сразу же вскрыл привезенный им конверт и начал читать заключение.

Рицин.

Двадцатишестилетний работник магазина электроники был отравлен рицином. Но за что? Кем? И где? Это могло произойти за два дня до его смерти или за три, вряд ли за четыре, и совсем маловероятно, что за пять дней и раньше, ведь в литературе указано, что если человек, отравленный рицином, выживает в течение пяти дней, то шанс на выздоровление достаточно высок. Хотя «высок» — еще не означает «стопроцентен». Во всяком случае, рицин попал в его организм совершенно точно не в день смерти и не накануне.

Макс не спускал с Саблина глаз, горящих любопытством.

— Чего там у тебя такого интересного? — не выдержал он. — Рассказал бы, а то подруга моя ящик в Москву на себе перла, я за конвертом мотался, мне же хочется знать, ради чего такие напряги.