не всегда погибают – просто выполняют свою задачу и идут дальше. Что заставило тебя взять в руки меч, хотя ты знала, что недостойна? Гордыня?

Кэррин пронзила его взглядом, в котором ярость смешалась с болью и слезами, а потом посмотрела на меня.

Никодимус выпрямился, подняв бровь.

– Ах, ну разумеется, – произнес он сухим, ядовитым тоном. – Любовь. – Он покачал головой, взял свой меч в одну руку, монету – в другую. – Любовь станет погибелью самого Господа Бога.

Слабо вскрикнув, Кэррин метнула сломанную рукоять Фиделаккиуса в голову Никодимусу. Тот вскинул меч и с презрительным видом отбил удар. Деревянная рукоять приземлилась во дворе Карпентеров.

Никодимус приблизился к Кэррин и вновь опустил острие меча, целясь в нее. Чернота скользнула по его телу и стекла на землю, разлилась вокруг, словно нефтяное пятно на чистой воде.

Кэррин попыталась отползти назад, но с одной рукой и одной ногой она едва могла двигаться. От мокрого снега ее волосы прилипли к голове, уши торчали, и она казалась маленькой и юной.

Я пнул геноскву, сражаясь с затянувшим глаза красным туманом. В Зимней мантии я мог одним пинком превратить шлакоблок в труху. Бесполезно. Геносква был огромным, сплошные мускулы, и обладал твердой как камень шкурой.

– Признайте, мисс Мёрфи, – сказал Никодимус, следуя за Кэррин. Его тень роилась на земле вокруг нее, брала ее в кольцо. – Ваше сердце, – острие меча нырнуло к ее груди, – просто было не в том месте.

Он умолк, давая ей время прочувствовать грядущий удар.

Парадная дверь дома Карпентеров открылась.

Взгляд темных глаз Никодимуса метнулся к крыльцу и замер.

Секунду Майкл стоял в дверном проеме, опираясь на трость, изучая сцену. Затем прохромал вниз по ступеням и вышел на дорожку, которая вела к почтовому ящику. Двигаясь под дождем осторожно и уверенно, он добрался до калитки в белом заборе.

Остановился футах в трех от Никодимуса, пристально глядя на него.

Мокрый снег таял на фланелевой рубашке.

– Отпусти их, – тихо сказал Майкл.

Уголок рта Никодимуса пополз вверх. Его темные глаза опасно блеснули.

– У тебя нет здесь власти, Карпентер. Больше нет.

– Знаю, – ответил Майкл. – Но ты их отпустишь.

– С чего бы?

– Потому что в противном случае я выйду за эту калитку, – произнес Майкл.

Даже со своего места я почти видел, какой ненавистью полыхнули глаза Никодимуса. Его тень сошла с ума и заметалась из стороны в сторону, кидаясь на белую ограду, словно приливная волна на скалы.

– Добровольно? – спросил Никодимус. – По собственному выбору и желанию?

Решающий момент. Если Майкл добровольно откажется от ангельской защиты, его телохранители ничего не смогут сделать. Ангелы обладают колоссальным могуществом – но не над свободной волей. Майкл останется беспомощным.

Совсем как Широ.

– Майкл, – проскрипел я. Меня слегка придавили, и я разбрызгал больше слюны, чем собирался. – Не делай этого.

Майкл слабо улыбнулся мне и укоризненно произнес:

– Гарри.

– Не будет никакого смысла, – сказала Кэррин тонким, придушенным голосом, – если ты тоже погибнешь. Он просто займется нами чуть позже.

– Вы оба сделали бы это для меня, – ответил Майкл и вновь посмотрел на Никодимуса, спокойно улыбаясь.

А затем дождь просто… прекратился.

То есть он не прекратил идти. Он перестал двигаться. Наполовину замерзшие капли повисли в воздухе, словно миллионы крошечных драгоценных камней. Ветер стих. Завывавшая собака резко умолкла, будто кто-то повернул выключатель.

Перед калиткой возник человек. Высокий и по-юному стройный, с широкими, как у профессионального пловца, плечами. Черты его лица были тонкими, словно китайский фарфор. Черные вьющиеся волосы лоснились, кожа цветом напоминала темную карамель, глаза мерцали серебристой зеленью. Никаких фанфар: секунду назад его не было, а потом он появился.

Его присутствие казалось столь же абсолютным, сколь и неожиданным, как будто уличный свет очерчивал его более ясно и резко, чем других. Даже если бы физический мир не замер, я бы почувствовал силу: он лучился ею, словно звезда.

Он являлся мне в разных обличьях, однако его присутствие, его индивидуальность нельзя было спутать ни с чем.

Мистер Солнечный Свет. Архангел Уриил.

Он смотрел только на Майкла, и на его лице читалось страдание.

– Вы не должны этого делать, – произнес он тихим, настойчивым голосом. – Вы и так отдали достаточно, более чем достаточно.

– Уриил. – Майкл низко склонил голову. – Я знаю.

Ангел поднял руку.

– Если вы это сделаете, я не смогу вас защитить, – сказал он. – И это создание сможет причинить боль, подобную которой вы не испытывали.

Неожиданно радостная улыбка вспыхнула на лице Майкла.

– Друг мой…

Уриил моргнул и покачнулся, словно от удара.

– …Благодарю вас, – продолжил Майкл. – Но я не мерило праведное.

Никодимус похлопал Уриила по плечу:

– Прошу прощения.

Ангел медленно обернулся. Его лицо было каменным, взгляд ничего не выражал.

– Ты вмешиваешься в дела смертных, ангел, – сказал Никодимус. – Отойди.

Глаза Уриила вспыхнули, и ледяная молния пронзила облака. От раската грома вздрогнули замершие дождевые капли.

– Угрожаешь? – осведомился Никодимус; его голос сочился презрением, будто рана – кровью. – Похоже, тебе самое время выйти из игры. У тебя нет власти в этом вопросе, ангел, и мы оба это знаем. Ты ничего не можешь мне сделать.

А потом Никодимус поднял левую руку, демонстративно сложил указательный и большой пальцы и щелкнул ангела по носу.

Глаза Уриила расширились, ужасающее сияние окружило его голову и плечи. Это зрелище причиняло боль, обжигало глаза, вынуждало вспомнить каждый постыдный поступок, что ты когда-либо совершил, опаляло простой истиной, как легко было сделать другой выбор. Свет нимба Уриила изгнал тени и заставил всех опустить взгляд.

Кроме Никодимуса.

– Ну давай, ангел, – усмехнулся он; его набухшая тень медленно пульсировала. – Ударь меня. Обрушь на меня свой гнев. Осуди меня.

Уриил уставился на него. Затем глаза ангела скользнули к осколкам Фиделаккиуса. Нимб мигнул и погас. По щеке Уриила скатилась слеза.

Он развернулся и пошел прочь.

– Эй, приятель! – запротестовал я. Краснота застилала глаза. – Паршивый из вас ангел-хранитель. Сделайте что-нибудь.

Уриил не оглянулся.

– Итак, – обратился Никодимус к Майклу, по-прежнему держа меч у сердца Кэррин. – Если я отпущу эту парочку, ты выйдешь за калитку?

Майкл кивнул:

– Выйду. Даю слово.

Глаза Никодимуса блеснули. Он посмотрел на геноскву и кивнул, и внезапно я оказался на земле, невредимый. Возвышавшийся надо мной лохматый монстр уставился ненавидящими глазами вслед Уриилу, затем его яростный взгляд скользнул по дому и двору, перемещаясь с места на место, изучая то, чего я не видел. Кровь билась и стучала в моей голове, и хотя Зима сдерживала боль, с каждым ударом сердца перед глазами то темнело, то светлело.

– Давай, Дрезден, уведи ее внутрь, – сказал Никодимус.

Потребовалось несколько попыток,