Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ник набрал еще один номер. Этот звонок за него никто не сделает. Хотя неизвестно, удастся ли ему теперь преподнести новости так деликатно, как он собирался.
— Бар «Старый паром».
— Привет, Ирен. Это Ник.
— Привет, наконец-то ты позвонил. Как дела в Эдинбурге? Ты ведь в Эдинбурге, да?
— Послушай, Ирен. Мне трудно говорить тебе это. Том погиб.
— Что?!
— Судя по всему, самоубийство. Убойная доза лекарств. Кейт и Терри уже здесь. Прости, что не сообщил раньше, но…
— Когда это случилось?
— В выходные. Но дело не в этом.
— Не в этом?!
— Тебе Бэзил не звонил?
— Бэзил? Нет. А что ты…
— Анна на работе?
— Думаю, да. Ник, при чем тут Бэзил и Анна? Том покончил с собой?!
— Позвони Кейт и Терри в гостиницу «Балморал». И узнай у Анны, не звонил ли ей Бэзил. Можешь? Это очень важно. Я перезвоню. Мне надо бежать.
— Погоди, Ник, я…
— Прости, Ирен, я обязательно перезвоню.
Ник отложил телефон и начал поспешно собираться. Внезапно он понял, что делать. Хватит беспомощно ждать у моря погоды. Единственный способ узнать, не попал ли Бэзил в ловушку, — последовать за ним туда, где эту ловушку расставили.
Он вытащил из кармана расписание и нашел ближайший поезд в нужную сторону. Так, на двенадцать он уже не успевает, а вот на час дня — в самый раз. Придется как-то объяснить свой неожиданный отъезд Терри и Кейт, тем более что он должен рассказать Кейт о смерти сына. Ничего не поделаешь. Нельзя угодить сразу всем. Ехать придется через Милтон-Кинез, чтобы захватить паспорт. Ник позвонил в «Бритиш эруэйз» и узнал, что сегодня три рейса в Венецию из аэропорта Гэтуик, последний — в 19.20. Даже по грубым подсчетам, Ник на него не попадал. Он попытался заказать билет на самый ранний завтрашний рейс, но билетов не было. Разочарованный, он выбрал тот, что вылетал в 13.15 и приземлялся в 16.25. Как ни старался Ник, в Венецию он попадет только через тридцать часов. А за тридцать часов может случиться все, что угодно. Вспомнить только последние сутки.
Зазвонил телефон. Ник взял трубку, надеясь, что это Бэзил, а не Ирен. Нет, ни тот ни другая.
— А, Палеолог! Это Вернон Дрисдейл.
— Профессор Дрисдейл, я…
— Я только хотел сказать, что страшно расстроился, услышав о судьбе вашего племянника. Я не смог выразить свои соболезнования из-за агрессивной манеры вашего спутника, мистера Моусона, хотя должен отметить, что его нападки вызваны скорее всего болью утраты. Это трагедия не только для вашей семьи, но и для всей мировой истории. Могу представить себе, что вы чувствуете.
Нику подумалось: Дрисдейл и в малой степени не представляет его чувств.
— К сожалению, я сейчас очень спешу, профессор. Я перезвоню.
— Нет-нет. Понимаете, в свете последних событий — я имею в виду ваши семейные потери — я пересмотрел некоторые из своих взглядов и вынужден признать, что существуют некоторые многозначительные совпадения, о которых я не упомянул в самой известной из моих публикаций из опасения, что другие, менее порядочные ученые вырвут их из контекста и поднимут нездоровый шум. Когда же я анализировал их в менее известной из моих книг, я совершенно недвусмысленно описал то, о чем вы просто обязаны узнать, так что, если только не…
— Профессор, простите, но у меня и в самом деле нет времени. Мне надо бежать. До свидания.
— Но…
Ник отключил телефон, покидал в сумку остатки вещей и вышел из номера.
— Ты уезжаешь?
Кейт съежилась в углу гостиной их с Терри номера в «Балморале». С тех пор как они с Ником виделись, она постарела на десяток лет. Лицо заострилось, выступили скулы и подбородок, глаза покраснели и опухли. Завернутая в безразмерный гостиничный халат, она казалась хрупкой и усохшей. Со смертью Тома ушла и большая часть Кейт.
— Когда?
— Сейчас. Прямо сейчас.
— А ты не можешь подождать Терри? Он скоро вернется.
— Нет, Кейт, извини. Мне надо ехать.
— Зачем?
— Не могу объяснить. Все слишком сложно.
— Но ведь я хотела поговорить с тобой… расспросить о Томе.
— Я уже все рассказал Терри.
— А я хотела, чтобы ты рассказал мне. Как это случилось. Что привело к…
— Прости, Кейт. Сейчас не могу, поверь. У меня просто нет выбора.
— Как я могу тебе поверить, если я ничего не понимаю?
Несколько секунд Ник беспомощно смотрел на нее, а потом честно ответил:
— Не знаю.
И отвернулся.
К счастью, отправление поезда задержалось на десять минут, и Ник не опоздал. Они еще не выехали из Эдинбурга, когда зазвонил мобильный. Терри.
— Какого черта, Ник?!
— Сейчас не до подробностей Терри. Я просто стараюсь сделать хоть что-нибудь, чтобы нам всем не стало еще хуже, чем теперь.
— Что может быть хуже, чем самоубийство Тома?
— Сходи к Саше Ловелл, его бывшей девушке. Ранкеиллор-стрит, 56. Он прислал ей прощальную записку. Ты узнаешь столько же, сколько и я. Но перед этим советую тебе рассказать Кейт правду.
— Не могу. Во всяком случае, пока.
— У нас нет времени на раздумья. Ни у меня ни у тебя. Расскажи ей все, мой тебе совет.
— Ну и совет!
— Больше ничего не могу предложить. Пока.
Нику страшно хотелось отключить телефон, но пришлось держать его включенным, на случай если объявится Бэзил. Он не объявился. Не перезванивал и Терри. Следующий звонок оказался от Ирен — поезд как раз выехал из Йорка.
— Ник, я говорила с Кейт. Она просто убита. А ты ей совсем не помог! Куда ты едешь?
— Бэзил не звонил Анне?
— Нет. Но Бэзил не ребенок, что с ним будет?
— Вы в курсе, где он?
— В Греции. Или на пути туда. А что?
— Он в Венеции.
— Да нет же. Он сказал Анне…
— Он путал следы. На самом деле Бэзил в Венеции, хочет помериться силами с кузеном Димитрием.
— Не может быть!
— Может. И после истории с Томом мне кажется, что он в опасности.
— Ты едешь за ним?
— Да.
— Не надо, Ник! Ради Бога, не геройствуй! В какую бы беду ни попал Бэзил, ты не выручишь его тем, что сам в нее попадешь.
— Ты ничего не понимаешь, Ирен. Я уже и так влез в это дело — дальше некуда. А верней, мы все влезли.
Поезд остановился на Кингз-Кросс около шести. В Лондоне уже стемнело, час пик был в самом разгаре. Ник заторопился в сторону вокзала Юстон, тем самым путем, каким шел в октябре, когда случайно столкнулся с Томом. Каким беспечным казался он тогда, как безоблачно текла его жизнь. И вдруг все рухнуло. Перевернулось с ног на голову — и всего за каких-то четыре месяца. А теперь кончилось. Том — уже часть прошлого. Он ушел, покинул их навсегда. Увы — то, что он натворил, и то, почему он это натворил, никуда не делось. Здесь, с ними. И с этим придется бороться.