И все-таки самого страшного, по убеждению Гонты, пока не случилось и вряд ли свершится в ближайшем будущем.

Мозги не отшибли.

Избитый до полусмерти человек не всегда сможет встать. Тем более – не сорвется бежать вот так, с места. В подобном состоянии никто не способен активно сопротивляться палачам. Даже не всякий сможет подняться, чтобы помочиться. Потому нужно готовиться к тому, что ходить придется под себя, не слишком стыдясь этого. Да, надо признать: сейчас Гонта не мог ничего делать.

Но он мыслит, значит – существует.

Стиснув зубы, постанывая в такт неловким движениям, Дмитрий отодвинулся от лужицы собственной крови еще дальше, подобрался к стене. Оперся плечом, глубоко вдохнул, скрипнув зубами, когда выдох отдался болью сломанных ребер. Помогая себе руками, матерясь сквозь зубы и подстегивая себя этими же словами, осторожно, с третьей попытки сел, опершись спиной о стену. Выровнял дыхание, словно закончил весомый кусок физически тяжелой работы, замер, медленно и постепенно привыкая к боли.

Она впрямь немного стихла. Способность думать, кажется, вернулась окончательно. И хотя мысли хаотично роились, собирать их в единое целое необходимости не было. Ведь вертелись они вокруг одного: что делать ему, Дмитрию Гонте, в ближайшем будущем для того, чтобы уцелеть.

Смерти не хотелось. Разведчик, всякий раз уходивший за линию фронта, как в последний путь, и по возвращении возносивший хвалу своей воинской удаче, не собирался умирать. Точнее – подыхать вот так, после войны. Причем не пойми за что. Его уже обвинили в измене, Коваль запросто это докажет. А самое поганое: Дмитрий понятия не имел, как оправдать себя.

Пожалуй, даже сильнее, чем свое нынешнее унижение и боль, майор переживал острое чувство беспомощности. Да, прочтя документы, в которые Коваль практически ткнул его лицом, Гонта, имевший опыт милиционера, многократно помноженный на опыт разведчика, сложил картинку моментально. Но легче не стало. Наоборот, только в тот момент до Дмитрия дошло, насколько угроза, нависшая над маршалом Жуковым по воле МГБ, читай – по прямому приказу Лаврентия Берии, реальнее и сильнее обвинений в мародерстве, нескромности, личном обогащении и даже откровенном грабеже.

Вот о чем он подумал тогда.

Однако теперь, после всего, что уже случилось, Гонта вновь собрался с мыслями настолько, насколько позволяло положение. Еще раз, пусть даже через ноющую боль, Дмитрий прокачал ситуацию. И сложилось несколько выводов, которые пока делали его положение не таким уж трагически необратимым.

Вывод первый: Григорий Ржавский, без всяких допущений, догадался, что везли в том третьем, лишнем вагоне. К тому же ни сам Ржавый, ни майор, а значит – никто в штабе Киевского военного округа понятия не имел, что вагон этот – лишний. Скорее всего, Ржавый вообще ничего не допускал, не утруждая себя подобными глупостями. Другой на его месте бросил бы добычу. Даже поняв, какая рыба попалась в сети. Но к чему она, если ее нельзя продать через барыг или обменять на что-нибудь материальное? Более того – груз не пытались бы уничтожить.

Выходит, главарь бандитов сразу начал строить на этом трофее некий расчет.

Вот почему ящики не нашли в усадьбе. Как и самого Ржавского, ни живого, ни мертвого. Когда Соболь с Борщевским нагрянули в бандитское логово, там уже не было ни Ржавого, ни опасного груза.

Зная своих боевых друзей, высоко ценя их опыт и навыки разведывательно-диверсионной работы, Гонта именно в таком повороте событий не сомневался. Стало быть, не все так плохо, раз в руки Ковалю ничего из содержимого третьего, лишнего вагона до сих пор не попало. Получается, пока, с учетом неожиданностей, вопреки сложным условиям, бывшие разведчики выполняют поставленную задачу по спасению репутации, чести и, как оказалось, жизни маршала Победы. Дмитрий был уверен: он отнюдь не преувеличивает.

Долго находиться в одном положении он не мог. Поворочавшись, поерзав по полу, Гонта постарался устроиться хоть немного удобнее. Прикрыл глаза, так лучше думалось.

Дальше – вывод второй. Иван и Павел наверняка понятия не имеют, во что влипли по его милости. И, что важнее, не представляют, как вести себя теперь. Анна места себе не находит. Борщевский наверняка рядом. Соболь от них ни на шаг не отступит. Вне всякого сомнения, они ищут возможность помочь. И не знают: единственно верный способ – разыскать Ржавского.

Будь Гонта на свободе, он смог бы это сделать. Найти-то его проще простого. Ржавый не зря бережет неожиданный трофей. Поставив себя на место бандита, майор признал: имеет крупный козырь, позволяющий начать любой торг с МГБ. Конкретно – с подполковником Ковалем. Выше Гришка просто не доберется, а начальник местного отдела для него слишком мелкая сошка. Аникеев не решит в подобной ситуации абсолютно ничего.

Положа руку на сердце, Дмитрий признался – на месте Ржавого рискнул бы начать точно такую же игру. Более того: Гонте очень хотелось перехватить инициативу. Здесь реальный путь к спасению. Тем более что майор, лежа здесь, в камере, избитый до полусмерти, уже знал больше, чем военный преступник Ржавский. Одно плохо – Дмитрий не мог сделать ход первым.

Для этого надо все рассказать Соболю и Борщевскому. Конечно же, их к нему не пустят. Вряд ли Коваль, не говоря об Аникееве, разрешит даже короткое свидание с Анной, через которую можно передать информацию.

Значит, если Иван с Павлом не родили на две головы безумный план вооруженного нападения на бахмачскую тюрьму, в данный момент они сидят и тяготятся собственной беспомощностью. Тогда как промедление подобно смерти не только для него, но и для них. Однополчане арестованного очень скоро привлекут внимание Коваля. И тогда они либо окажутся с ним в одной камере, либо солдаты покрошат их из автоматов при попытке оказать сопротивление.

Дмитрий снова тяжело выдохнул. Опять заныли места, где сломаны ребра. Закусив разбитую губу, майор перешел наконец к выводу номер три – подполковник Коваль опасен.

Дело ведь, получается, не только в исчезновении важного груза. Гонта привлек внимание начальника УМГБ совсем по другому поводу. Это невероятно, что всплыла та история с Вдовиным. Выходит, нынешняя сложная для Коваля ситуация – на самом деле лишь формальный повод подогнать задачку под ответ. И арестовать того, кто странным образом уцелел в неравном бою то ли с диверсантами, то ли с пробивающимися из «котла» солдатами вермахта.

Раскрутить Гонту на тот случай гораздо проще, чем привязать майора к игре на стороне Жукова. В конце концов, Коваль ведь не в курсе секретного поручения, которое Дмитрию дали верные соратники маршала. Следовательно, вряд ли догадывается, что Гонта знает подлинного владельца груза и истинные цели МГБ.

Но стоит подполковнику уловить эту связь – и Дмитрий лишится последнего, очень маленького шанса выскользнуть из капкана.

Стало быть, ни в коем случае нельзя идти на отчаянный прорыв, требуя от Коваля проинформировать о его аресте штаб Киевского военного округа. Приговор при таком раскладе окончательный, обжалованию не подлежит.