— Нам нужен выход к Вашему морю.

— Есть у вас выход, поскольку Сирия во власти Рима. Никто не помешает вам пользоваться любыми портами. — Взгляд сделался холоднее. — Дареному коню в зубы не смотрят, мой дорогой Антипатр. Я гарантирую, что на любой иудейской территории римские войска расквартировываться не будут, и освобождаю все ваши области от налогов. Учитывая доход от иерихонского бальзама, это хорошая сделка для Гиркана, даже если ему нужно будет платить портовые пошлины.

— Да, конечно, — согласился Антипатр с выражением благодарности на лице.

— Ты можешь также сказать, что ему разрешено перестроить стены Иерусалима и укрепить их.

— Цезарь! — ахнул Антипатр. — Это очень хорошая новость!

— А что касается тебя, Антипатр, — продолжал Цезарь, и взгляд его стал теплее, — я даю римское гражданство тебе и твоим потомкам, освобождаю тебя от всех личных налогов и назначаю главным министром Гиркана, понимая, что обязанности верховного жреца очень трудны и что он нуждается в человеке, способном вершить государственные дела.

— Слишком щедро, слишком щедро! — воскликнул Антипатр.

— Но есть условие. Ты и Гиркан должны поддерживать на юге Сирии мир. Я не хочу ни восстаний, ни новых претензий на трон. Что там останется от ветви Аристобула, меня не волнует. Эти люди всегда доставляли неприятности Риму и постоянно провоцировали волнения на местах. Я хочу лишь, чтобы ни одному губернатору Сирии не было нужды идти на Иерусалим. Это понятно?

— Понятно, Цезарь.

На лицах обоих сыновей Антипатра не отразилось ничего. Что бы они ни подумали в связи с услышанным, это останется при них, пока все семейство не удалится на расстояние, недосягаемое для римских ушей.

В Тире, Сидоне, Библе и остальных городах Финикии все прошло не так гладко, как и в Антиохии, когда Цезарь прибыл туда. Эти города с энтузиазмом давали Помпею деньги и корабли. Поэтому, сказал Цезарь, с каждого из них взыщется в соответствии с тем, какую активность они развивали в поддержку Помпея и какую намереваются развить сейчас, но уже в другом направлении. Чтобы быть уверенным, что все заверения не останутся только словами, он посадил в Антиохии Секста Юлия Цезаря, своего молодого кузена, назначив его временным губернатором Сирии. Молодой человек был польщен и поклялся все делать как надо.

Однако Кипром больше не будут управлять из Сирии как ее частью. Цезарь послал туда квестора, молодого Секстилия Руфа, но без губернаторских полномочий.

— Некоторое время Кипр не будет платить Риму ни налогов, ни дани. Все, что там производится и выращивается, должно направляться в Египет. Царица Клеопатра послала туда губернатором некоего Серапиона, а твоя обязанность, Руф, обеспечить, чтобы Серапион вел себя хорошо, — сказал Цезарь. — То есть в соответствии с нормами Рима, а не Египта.

Тиберий Клавдий Нерон первым сообразил, что Кипр изымается из римской империи, и это ему не понравилось. Цезарь обнаружил его в Антиохии, где он прятался, все еще убежденный, что не совершил в Александрии ничего плохого.

— Значит ли это, — скептически вопросил он, — что ты фактически самостоятельно решил вернуть Кипр короне Египта?

— Решил, не решил — твое дело маленькое, — очень холодно ответил Цезарь. — Попридержи язык.

— Ты глупец! — сказал Нерону чуть позже Секстилий Руф. — Цезарь никогда не отдаст ничего из того, что принадлежит Риму! Он только разрешает царице взять там лесоматериалы и медь, чтобы восстановить свой город и флот, а также зерно, чтобы Египет пережил голод. Если она верит, что Кипр стал снова египетским, то пусть себе верит.

Итак, проведя месяц на марше, к началу июля Цезарь прибыл в Тарс. Наведение порядка в Сирии заняло какое-то время.

Благодаря ненавязчивой опеке Хапд-эфане он чувствовал себя хорошо. Вес его восстановился, предвестники приступов — головокружение и тошнота — ни разу не возвращались. Он научился безропотно пить соки с сиропами, которые регулярно давал ему Хапд-эфане, и даже ночами прикладывался к поставленной у кровати бутылке.

Сам Хапд-эфане был в восторге от нового образа жизни. Он ездил повсюду на осле по кличке Пасер, а все его принадлежности тащили еще три осла — Пеннут, Хейна и Сут. В корзинах хранились аккуратно уложенные таинственные пакетики и пучки трав. Цезарь думал, что египетский жрец продолжит брить голову и носить плотные белые одеяния, но ничего подобного не произошло. Незачем выделяться, ответил он Цезарю, когда тот спросил, в чем тут дело. Ха-эм разрешил ему одеваться, как одеваются греки, а волосы стричь в римском стиле. Если они останавливались где-нибудь на ночь, он уходил, искал нужные травы на рынке или, присев на корточки, вел тихие разговоры с каким-нибудь вызывающим отвращение стариком с ожерельем из мышиных голов на груди и поясом из собачьих хвостов.

Для личных нужд Цезарь держал несколько слуг из вольноотпущенников. Он был помешан на чистоте, часто менял одежду, а в походную обувь требовал ежедневно вкладывать свежие стельки. Отдельный человек выщипывал ему волосы на теле. Цезарь завел это обыкновение так давно, что волосы практически перестали расти. Слугам понравился Хапд-эфане, и они приняли его в свою компанию. Бегали по рынкам в поисках нужных фруктов, чистили их, крошили и выжимали сок, когда он просил. Цезарю и в голову не приходило, что таким образом они выражают свою любовь к нему, а вовсе не к египтянину, хотя тот тоже был им симпатичен. Да, симпатичен, но в первую очередь тем, что обеспечивал Цезарю хорошее самочувствие. Поэтому они учили загадочного египетского жреца латыни, поправляли ошибки в греческом и даже ухаживали за его забавными осликами.

В Антиохии верблюдов разгрузили и переправили в Дамаск, чтобы повыгоднее сбыть. К сожалению, Цезарь хорошо понимал, каких колоссальных затрат потребует новое становление Рима. Любая мелочь тут не была лишней, даже выручка от продажи первоклассных верблюдов жителям знойных пустынь.

Наиболее богатым городом на побережье ему показался Тир, мировой центр изготовления пурпурной краски. С него и было взято поболее, чем с других городов, в плане налагаемых на эту область Сирии репараций. Уже за Тиром римлян догнала группа всадников и преподнесла Цезарю три ящика — от Гиркана, от Антипатра и от Кипрос. В каждом лежала золотая корона — не изящное хитросплетение тончайших золотых листиков, а тяжелое изделие в виде оливкового венка, ношение которого вызывает головную боль. Короны, которые позже стали прибывать от царя парфян, были копиями восточной тиары, высокого сооружения в форме усеченного конуса. Такая отяготила бы даже слона, шутил Цезарь. После этого короны пошли потоком, от каждого правителя, из каждой второстепенной сатрапии на реке Евфрат. Сампсикерам прислал ленту из плетеного золота, инкрустированную великолепным океанским жемчугом. От династии Пахлави из Селевкии-на-Тигре прислали огромный граненый и отполированный изумруд в золотой оправе. «Если так будет продолжаться, — весело думал Цезарь, — я смогу оплатить эту войну!»

В результате Цезарь приблизился к Тарсу с шестым легионом, германцами и двенадцатью мулами, нагруженными одними коронами.