было не только раздражение, но и возрастающий страх от промедления.

— Я всё ещё супруга ард-риага, — отчеканила она. — Он не обязан отчитываться за свои решения перед всяким дорвавшимся до командования рубакой; для того, чтобы нести его волю, у него есть я, его голос! Муж отослал своего духовного учителя сопроводить любимую дочь в её важном путешествии и наставлять её духовной мудростью. Что здесь неясного?

Гневная отповедь возымела действие, и упрямец, помедлив, поклонился, отступая в сторону. Не чуя под собою ног, я поплыла к воротам… почти преодолела заколдованную черту…

— А чего это диакон молчит?

Я обернулась, точно во сне, и сон этот становился всё менее добрым, хотя, казалось, куда дальше? Я, Блодвен, все, кто стоял поблизости, смотрели на долговязого дозорного, простоватого, если не сказать хуже, вида. Блодвен хотела, было, что-то ответить, но не нашлась тотчас с правдоподобной ложью.

В висках бились молоточки. Нет, нет, только не теперь, только не так, из-за наивного вопроса не самого умного человека! Блодвен некстати замялась; старший решит проверить свои подозрения, и… я не знаю, что тогда будет.

— «Чаво, чаво», — передразнил парня Стэффен. — Или не слышал, тёмный ты человек, что особы духовные, дабы лепшей святости достичь, различными искушениями себя испытывают. Скажем, нынче вот, к примеру, в молчании замкнулся, чтоб в спор с дурачьём всяким не вязаться. Уразумел?

— Если так, то оно, конечно… — протянул старший, украдкой делая не ко времени высказавшемуся угрожающие знаки. — Уж не прогневайся на скудоумие наше, святой отец.

Тёмная фигура ответила неясным движением, которое можно было истолковать, в зависимости от желания, как небрежную отмашку — «извиняю».

Стражник выскочил вперёд, подобострастно кланяясь. Делать нечего, пришлось «духовному лицу» изображать над молодым дурнем расплывчатый жест, который лишь в неверном свете изгибающегося на ветру огня и можно было принять за благословение. Когда Джед опустил руку, раздался тихий, но отчётливый в некстати установившейся тишине металлический звон.

— А гремит чем? — подозрительно покосился долговязый.

Я похолодела. Стэффен и бровью не повёл.

— Так это… вериги тягает. Очень уж шибко, говорит, нагрешил. Отмаливает вот теперь, угнетается всячески.

— Святой человек, — покивал старший, приняв подобающе-суровый вид, и знаком дал добро уходить.

Мы очутились за воротами, и не было сил ни порадоваться этому, ни возблагодарить небеса. Это ещё не конец, это лишь первый шаг, а сколько их впереди! Что станется со мною в конце дороги, и где он положен, если теперь, пройдя так мало, едва дышу?

Загодя назначенные в охрану дочери ард-риага воины усаживались верхом. Следом за нами, громыхая полными сундуками, выкатился бесполезный обоз с приданым — впору было застонать, глядя на эту обузу!

Мы несколько уединились, как четверо заговорщиков, так, чтобы слышать лишь друг друга.

— Ты легко отыщешь земли дяди, где тебя встретит риаг Стэффен, — напутствовала Блодвен. — Они ровно в обратную сторону от владений риага Гвинфора.

— Я поняла, — кивала я. Мы обе понимали, о чём речь.

— Ступайте, — промолвила она, отворачиваясь.

— Блодвен, постой!

В следующий миг я горячо обнимала её, ту, которая за год`а стала для меня воплощённой ненавистью, а теперь сделала больше, чем подруга и сестра.

Блодвен неловко ответила на объятие и скоро отстранилась. Впору было увериться, что она читает думы, хотя, вернее, думы эти занимали её не менее моего — вот и разгадка тайны.

— Я отплатила, чем смогла, за то, прежнее. — Она произнесла эти слова торопясь, с неровным выговором, как то, что произносить нежеланно, но необходимо. Сказала, словно поставила последний символ и перевернула страницу — уже наверняка.

Я с трудом улыбнулась и, решившись, быстро поцеловала её, увидев вблизи изумлённо распахнувшиеся глаза и смятение в них. Знать бы прежде, что окажется так тягостно прощаться с мачехой?

— Спасибо. Спасибо…

— Стэффен, — приглушённо окликнул Джерард, наскоро и почти не глядя проверяя упряжь на подведённом к нему жеребце, — помни, о чём я сказал тебе внизу. Не слишком отставайте от нас, выбирайтесь, как только сумеете. Скорее увози отсюда леди Блодвен.

От моего внимания не укрылось, как вздрогнула и как вскинула взгляд на Джерарда Блодвен, когда он заговорил о ней. Сам того не желая, появившись в замке, он ранил его хозяйку, и рана ещё не зажила.

— О чём ты? — принуждённо спросила Блодвен, закусывая губы.

За Джерарда ответил Стэффен, так же тихо и поспешно.

— Ни о чём ином, прекрасная, как о замышленном предательстве и о нападении, что обрушится на Тару, быть может, уже нынче к утру. Не в мирный час безумие застило ард-риагу глаза и замкнуло его слух.

— Так вот о чём ты спешил упредить его, — прошептала я, так поздно прозревшая. Отвращение и ужас к поступку ард-риага, его готовность погубить Нимуэ и Джерарда не могли окончательно уничтожить то, чего и не чаяла ощутить в себе: жалость к недугу отца и страх за его участь.

— Нет, — жёстко ответила Блодвен, повторяя недавние слова, — я всё ещё жена ард-риага. И не покину своего мужа и Тару.

Взор Стэффена полыхнул, обращаясь на непокорную женщину. Давно я не видела бастарда столь взбешённым, хоть ярость эта была иного толка, нежели та, что разгорелась в нём от стычки с Джерардом, да и за яростью он таил нечто иное.

— Тара стояла здесь веками; смею уверить, простоит и без тебя, прекрасная. И пусть я на этом же месте провалюсь в геенну огненную, если ард-риаг живёт с тобой, как муж, а в этом окованном доспехами сердце сыщется к нему что-то получше ненависти. Свидетель Вельзевул, не думал, что когда-нибудь призн`аю нечто столь возмутительное, но ты казалась мне умной женщиной, Блодвен. Адова бездна, ведь не собралась же ты погубить себя из упрямства и ради одного красивого жеста!

В народе знают, как при косьбе серп, взамен податливой травы, ударяется о притаившийся в переплетении стеблей камень.

— Не спеши в преисподнюю прежде срока, — голос Блодвен равно умел обращаться и мёдом, и сталью. — Если не жизни, то смерти своей я хозяйка, и не тебе отнимать у меня это право.

— Ладно же. Не уберёшься из этой обречённой темницы по-хорошему, сидя в седле, как благородная женщина, поедешь поперёк него, связанная, как беглая девка. — Стэффен прищурился, отклоняясь назад и окидывая Блодвен взглядом оценщика, от чего на её скулах вспыхнул гневный румянец. — Ты выглядишь лёгкой, случай проверить, так ли это.

Блодвен ласково улыбнулась ему; пунцовые губы, нежные, как лепестки шиповника, открыли белый ряд зубов.

— Что ж, попытайся.

Чтоб не привлекать к Джерарду лишнего внимания, Стэффен сам помог мне забраться на самую покладистую кобылку из конюшен