В одном месте мы наткнулись на несколько трупов наших солдат, очевидно погибших в одной из стычек с противником. Еще когда утром мы вошли в лес, впереди была слышна яростная стрельба. Среди убитых был старшина. На груди его, рядом с другими наградами, была и Звезда Героя Советского Союза.

Когда мы пришли в батальон, я сообщил об этом командиру батальона. Впоследствии я узнал, что этот старшина был сапером из нашей дивизии.

Прибыв в батальон, я по траншее пошел к командиру батальона. Он от неожиданности открыл рот, увидев генеральскую папаху. Но потом, узнав меня, замахал руками, чтобы я пригнулся, траншея была мелкая, вырыта наспех. «Ты где это вырядился?» — был первый вопрос его ко мне, когда мы присели в траншее по его просьбе. Я коротко рассказал ему историю с генеральской формой. Он потребовал, чтобы я немедленно переоделся, здесь свирепствуют вражеские снайперы, и я буду первой мишенью для них. Доводы были убедительные; я переоделся в рваную солдатскую шапку и такой же ватник, которые притащили мои разведчики. Занял НП, связь с огневой позицией есть, но очень неустойчивая.

Сегодня 1 Мая, праздник. Командир батальона всех поздравил, выпили по глотку водки, закусили сухарем — и вперед.

Наступаем на село, на окраине которого мы сейчас и находимся. Моя батарея произвела несколько залпов по селу, и батальон начал атаковать село. Противник, отстреливаясь, отходит. Вскоре мы вошли в село. Я послал разведчиков на самый высокий дом в селе занять НП. Тут же во дворе этого дома разместился командир батальона со своим управлением. Вскоре мой разведчик доложил, что весь чердак забит тюками с тканью. Батальонные солдаты обнаружили большое количество таких же тюков в других постройках дома. Солдаты начали потрошить тюки. Здесь были различные хорошие ткани, типа бостон и другие. Солдаты отрывали куски — кто бархат, кто диагональ, кто что хотел — и наматывали вместо портянок. Пришлось уйти с этого двора на другой НП.

Моя батарея переместилась на другую огневую позицию, поближе к фронту. Связисты протянули кабельную телефонную линию, связь работала устойчиво. Батальон расположился на дальней окраине села и пока не собирался наступать дальше. Солдаты, как могли, отмечали 1 Мая.

Погода была весенняя, часто шли дожди, и стояла обычная весенняя распутица. Фронт все время двигался, подвоз продовольствия и фуража был плохой. С сеном вопрос тоже обстоял плохо: кто что где мог достать, тем и кормил лошадей. Близлежащие села в нашем тылу уже были, как говорится, объедены.

В селе, в которое мы вошли утром, можно было купить овес. Я послал командира отделения разведки сержанта Сотникова найти, где можно купить овес. Вскоре он вернулся и доложил, что договорился со старостой села, и тот обещал отпустить нам овса сколько надо.

Звоню на огневую позицию старшему офицеру Дорошенко, чтобы прислал двух ездовых с мешками за овсом в нашу деревню. Он вскоре сообщил, что послал Кагановича и с ним еще одного ездового.

Кагановича ко мне в батарею прислали недели две назад. Это был полковник, разжалованный в рядовые военным трибуналом. Как я помню, он был начальником испытательного аэродрома на одном из авиационных заводов где-то на Урале. За какие-то грехи он был разжалован. Я направил его в орудийный расчет ездовым. Каждое орудие перевозилось шестеркой лошадей, на каждую пару лошадей положен был один ездовой. На первых двух парах ездовые сидят верхом в седлах, а на третьей паре, которая называется коренным уносом, ездовые сидят на сиденье зарядного ящика (передка). Вот сюда и был назначен Каганович. Он ходил в полковничьей шинеле и папахе, хотя ни один офицер в дивизионе офицерской шинели не имел — все носили обычную солдатскую шинель.

Прошло больше двух часов, а Кагановича нет. Звоню снова на ОП, но там не знают, где он. У меня появилась тревога: как бы они по дороге не попали в засаду какой-нибудь немецкой группе. Тем более что полковничья шинель и папаха — привлекательная цель для противника. Но Дорошенко сообщил, что Каганович переоделся в солдатскую телогрейку и шапку.

Вскоре дежурный разведчик докладывает, что на хуторе, который от деревни, где мы находимся, в полутора километрах в сторону противника, слышна стрельба из нашего автомата и немецкого. Подхожу к стереотрубе: видимость плохая, сильно мешает дымка. Разобрать там что-нибудь невозможно, но временами слышны очереди из нашего автомата.

Я спустился с крыши дома, где был мой НП, и пошел к командиру батальона узнать, в чем дело. Но он сообщил, что на хутор никого не посылал и, что там происходит, не знает. К тому же он получил приказ закрепиться в этом селе и пока не двигаться вперед.

Я вернулся на свой НП. Уже стемнело, когда мне сообщили, что полковой контрразведчик задержал двух пьяных солдат с награбленными вещами и один из них Каганович. Я понял, что в хуторе слышна была «работа» моих солдат.

Уже позже мне стали известны некоторые подробности этого происшествия из допроса Кагановича и солдата-узбека, который был с ним. Придя в нашу деревню, Каганович первым делом изрядно «заправился вином», благо чехи нас хорошо принимали и угощали. Ну а дальше пьяная фантазия завела их в хутор, где они действительно разогнали боевое охранение немцев, сидящих там, вывесили самодельный красный флаг (1 же Мая), который мы видели в стереотрубу, считая, что немцы хотят нас спровоцировать, добавили там еще выпивки. В перестрелке с немцами по пьянке убили мирного жителя, а потом по глупости набрали в домах разного барахла, с которым их и поймали. Расплата была скорой. Уже через неделю наш контрразведчик сообщил мне, что Кагановича расстреляли по приговору, а солдата отправили в штрафной батальон. Вот такой неприятный случай произошел у меня в батарее 1 мая 1945 года. Но он был не один.

Когда мы пришли в деревню, со мной было две повозки, одна лично моя, на которой мой ординарец возил кое-что из одежды и продуктов. Там же было несколько фотоаппаратов — трофеи, которые собирали мои разведчики, зная, что я что-то смыслю в фотографии. Там же была и моя «генеральская» форма.

Деревню, а вернее, подступы к ней, где мы находились утром 1 мая, противник довольно сильно обстреливал из минометов. Укрыть повозки и лошадей было негде. Командир батальона решил отправить в тыл кухню и две своих повозки. К ним присоединилось и мое хозяйство. Ординарцу я приказал, чтобы он с повозками находился у старшины батареи, пока я не вызову.

2 мая батальон получил приказ: сдать свой рубеж обороны румынским войскам, которые должны были подойти и сосредоточиться в указанном месте. Командир нашего дивизиона поставил мне задачу обеспечить огнем батареи, если потребуется, смену войск и прибыть к утру 3 мая в указанный мне пункт в направлении на Брно.

Вечером 2 мая я позвонил на ОП и у старшины батареи спросил, где находятся моя повозка и ординарец. Старшина сообщил, что он никого не видел и повозки моя и взвода управления на ОП не появлялись.

Когда батальон вечером начал сменяться, я спросил у командира батальона, где находится его кухня. Он мне ответил, что кухня в назначенное место не прибыла.

А утром посланные мной разведчики обнаружили место, где произошла трагедия. Это было в двух километрах позади нас. Очевидно, небольшая колонна наших повозок и кухня батальона напоролись на немецкую группу, пробиравшуюся на запад по здешним лесам. Дорога здесь шла лесом вокруг довольно большой высоты. Слева — крутой склон высоты, справа — крутой обрыв. Вот здесь и попали наши повозки в засаду.