– На самом деле, сэр, – начинает Гислингхэм, – я насчет…

Я открываю рот, чтобы ему ответить, но меня останавливает звук открывшейся двери. Вошедшая женщина среднего роста, угловатая, в опрятном твидовом брючном костюме. Волосы у нее короче и светлее, чем были, когда я видел ее в прошлый раз. Так она внешне здорово похожа на Лию Уильямс[60]. И еще она такая же открытая, уверенная в себе и позитивная. А мне в настоящий момент ничего этого как раз не нужно.

Я обвожу взглядом свою команду.

– Так, всем внимание, это инспектор Рут Галлахер. С этого момента она занимается делами Блейк и Эпплфорд.

Слышен общий шумный вдох, видны взгляды, брошенные украдкой на Галлахер, которые я не должен заметить. Две части шока на одну часть стыда. Наверное, этого следовало ожидать, но, если честно, я понятия не имею, черт возьми, чего «ожидать» в подобной ситуации. Для меня все это внове – меня еще никогда не отстраняли от дела.

Поймав взгляд Галлахер, я приглашаю ее выйти вперед.

– Вы хотите что-нибудь сказать?

Она проходит в комнату.

– Пока что нет, думаю. Сначала я должна ознакомиться с материалами дела. И еще мне нужно многое наверстать по расследованию Пэрри. Но у этой команды блестящая репутация: я буду рада работать с вами.

Нужно отдать ей должное – она сделала все как нельзя лучше. Не давила, не нажимала. Ненавязчиво, но по-деловому. «Без дискриминации», как наверняка сказал бы специалист по человеческим взаимоотношениям. Но, судя по всему, от нее не укрылось общее беспокойство, потому что она делает еще шаг вперед.

– Давайте начистоту. Никто не говорит, что инспектор Фаули совершил ошибку или что обвинение против Гэвина Пэрри не было железобетонным. Но все мы прекрасно понимаем, как обстоят дела сейчас, когда нам в затылок постоянно дышат средства массовой информации и социальные сети – это несправедливо, это страшно раздражает, но так оно есть.

Галлахер пытается улыбнуться, и я тоже пытаюсь. Собираюсь с духом и чувствую, как мне сдавило грудь. Потому что я наконец дошел до этого рубежа. До точки невозврата. До Рубикона, пересечь который обратно я уже не смогу.

Поворачиваюсь к ребятам.

– Это еще не все. Понимаю, я должен был сказать раньше, но оставалась надежда на то, что до этого дело не дойдет. В любом случае я верю, что вы поймете, почему я этого не сделал. Одна из женщин, подвергшихся нападению со стороны Пэрри, – ее звали Санди Шелдон.

Тут что-то не так – я вижу по их лицам.

– Через два года после нападения она вышла замуж. За меня. Санди Шелдон – Александра Шелдон – это моя жена.

Гис смущенно откашливается.

– Да, сэр, – тихо произносит он. – Мы знаем.

* * *

* * *

Адам Фаули

6 апреля 2018 года

09:52

– Что ты хочешь сказать – вы знаете?

Гис смущается, но лишь на какое-то мгновение и самую малость. В гораздо большей степени он недоволен. И расстроен.

Проклятье!

– Когда вы только сказали нам насчет Пэрри, – говорит Гис, – мы подумали… ну, я подумал, что мы, возможно, имеем дело с подражателем, и в таком случае нам нужно выяснить, как много о почерке Пэрри можно было узнать, только прочитав о судебном процессе.

Именно так поступил бы на его месте я сам. Вот только мне это было не нужно. Я там присутствовал.

– И тогда мы поняли… по замечанию адвоката… она назвала ее Александрой.

– Тогда она сокращала свое имя до Санди, – говорю я, чувствуя, что у меня пересохло в горле. – Больше она так не делает.

Осмеливаюсь бросить взгляд на Сомер. И вижу: она это понимает. Точно так же, как поняла бы Фейт Эпплфорд, если б присутствовала здесь. Непреодолимая потребность начать сначала. Взять новое имя, чистый лист. Получить возможность забыть.

– Вы должны были сказать нам, – тихо произносит Эв. – Мы были бы на вашей стороне.

А теперь они что, против меня? Она это имеет в виду?

Я с трудом перевожу дыхание.

– Очень сожалею, если кому-то из вас кажется, что его предали. Я понимаю, что должен был рассказать вам об этом раньше. Но я старался оберегать свою жену. Только и всего. Не себя и не свою ничтожную карьеру. Свою жену.

Я поворачиваюсь к Галлахер и вижу, как ей неуютно. Как ей хотелось бы сейчас находиться где-нибудь в другом месте!..

– Теперь это ваше дело – я не собираюсь вмешиваться. Но по-прежнему хочу схватить этого подонка. Так что, если я буду вам нужен, обращайтесь, договорились?

Галлахер кивает.

– Да, – говорит она. – Обязательно обращусь.

* * *

Гислингхэм смотрит, как за Фаули закрывается дверь. И теперь все переводят взгляд с него на Галлахер и обратно.

«И что теперь?» – думает сержант. Не то чтобы он не испытывает сочувствия – если б его Джанет оказалась в схожей ситуации, он перевернул бы землю. И все-таки…

– Сержант, – говорит Галлахер, многозначительно глядя на него. Несомненно, она ждет, что он сохранит спокойствие и будет продолжать работать, не обращая внимания на гору вываленного на него дерьма.

Гис внутренне вздыхает, значит, так распорядилась судьба, черт возьми. В том смысле, что репутация у Галлахер хорошая, но кто знает, как она себя поведет, когда наступит полная задница?

– Так, – собравшись с духом, говорит Гис. – Для нас лучшее – заниматься своей работой. Решить это проклятое дело раз и навсегда. – Он берет маркер и подходит к доске. – Как мне видится, сейчас у нас есть четыре возможных варианта. Первый: то, что произошло с Фейт и Сашей – пластиковый мешок, куски проволоки, выдранные у Фейт волосы, – все это не имеет и не может иметь никакого отношения к Гэвину Пэрри. Это лишь случайное совпадение, черт возьми.

Молчание. Всем известно, как Фаули относится к случайным совпадениям. Однако сейчас все как раз наоборот: именно случайные совпадения помогут инспектору сняться с крючка.

– Второй, – продолжает Гис. – Тот, кто напал на Фейт и Сашу, это тот самый Придорожный Насильник, а это значит, что настоящему убийце не просто удалось остаться на свободе, но его даже не допрашивали, черт возьми. Такое случается, всем нам это известно.

– Взять к примеру хотя бы долбаного Питера Сатклиффа, – бормочет Куинн.

– Однако в таком случае почему нападения прекратились в ту самую минуту, как Гэвина Пэрри задержали, и где этот тип пропадал последние двадцать лет? – Уже по одному тону Гислингхэма чувствуется, как он сам относится к этой теории. Но, если честно, ему глубоко наплевать на то, как это выглядит со стороны.