– Хочешь со мной?

Та качает головой, что-то отвечает, и Мод разбирает лишь слово «козы» (вообще-то смахивает на «слезы»). Мод кивает. Разговаривать теперь поздно. Она снимает риф-штерт, заколку на риф-штерте, и вешает девочке на шею.

Поезд почти с ними поравнялся – за двойным ветровым стеклом размазанное пятно света, десятисекундный кадр с машинистом, словно обмершим во сне. За первым локомотивом второй, пыхает выхлопами через прорези. Затем первый вагон, а затем и остальные: одни выкрашены белым, другие потемнее, у одних на боку слова – «АЛЬБРАС», «АНЖИН», «КОРПОРАЦИЯ ФМК», – у других водоворотные завитки граффити. А на крышах вагонов, точно на вершине высоченной стены, съежились тени людей, толпы теней, темно-синих на бледнеющей синеве неба…

Сколько проехало вагонов? Сорок? Пятьдесят? Пол – в четырех футах над полотном, а то и повыше, но на всех вагонах ступеньки и лесенки, целая надстройка из поручней и опор. Красный свет, мягкий и отчего-то прекрасный, обозначает конец поезда. Мод касается волос Леи, ее тепла. Затем приседает с рюкзаком за спиной, а едва хвостовой огонь рисует краснотой по ее лицу, вскакивает и пускается бежать.

Правду сказать, девочка не видит, как Мод забирается на поезд, пропускает тот миг, когда Мод, наверное, подпрыгнула и за что-то уцепилась, но поезд, что приближался так долго, удаляется за считаные минуты, и когда его огней больше нет, нет больше и женщины. Лея окликает ее по имени дважды, трижды, но ответа не слышит. Пути пусты, и мир снова беззвучен.

На автостоянке верфи Крис Тоттен и Роберт Карри стоят у передних дверей вишневой «хонды». Наклоняются, заглядывают в машину, сквозь окна видят расплывчатые лица друг друга. Роберт Карри дергает дверцу, но машина, конечно, заперта. Они обходят ее по кругу, меняются местами, снова заглядывают внутрь, будто надеются, поменяв ракурс, увидеть что-нибудь дельное. В тридцати ярдах от них человек в желтой каске и сигнальной куртке машет руками, через окно заднего вида командуя пятящейся бетономешалкой. Когда умолкает бибиканье, снова слышны чайки.

Из-за рецессии планы касательно марины поскромнели. В отеле будет всего один ресторан, и упор теперь делается на конференц-залы, однако деньги поступают не из британских банков, не из цюрихских и не из американских. Эти деньги пляшут под совсем другую дудку, и первый этап – расчистка территории – уже начался и движется по плану. «Хонду» покрыла пыль строительных работ. На ветровом стекле – оповещения, призывающие владельца отогнать машину. Срок, указанный на оповещениях, уже миновал. В этом секторе автостоянки других машин нет.

Внутри толком ничего интересного. Бутылка воды на переднем сиденье, дорожный атлас на заднем, а на резиновом коврике внизу – какая-то, что ли, коробочка с визитками. Рядом с акцизным диском (истекает всего через месяц) – розово-зеленое разрешение на парковку в Кройдонской университетской больнице.

– Не оставлять же ее здесь, – говорит Роберт Карри. Оба снова медленно огибают машину.

– Здесь ничего нельзя оставлять, – отвечает Крис Тоттен. На нем костюм, туфли дорогие, однако носы у туфель потерты.

– У меня есть место, – говорит Роберт Карри. – Только ее надо краном.

– К тебе?

– Ага.

– Место есть, значит?

– Ага.

– Заметано, – говорит Крис Тоттен, снова наклонившись посмотреть на этот голый, этот невзрачный интерьер. – Так и поступим.

Они шагают прочь от машины. Бетономешалка опять сдает назад. Вот тебе и грядущее.

– Тогда до закрытия, – говорит Крис Тоттен, и его голос глушит бибиканье. Оба отворачиваются от «хонды» и идут к воде. На боку машины, на водительской дверце, один пальцем нарисовал в пыли сердечко.

Спасибо Джеймсу Маккензи, Лиз Бейкер и Джону Притчарду. Также спасибо (снова) Беатрис Монти делла Корте и Фонду святой Магдалины в Тоскане, где зародилась эта книга. И, как всегда, спасибо моему агенту Саймону Труину из WME и моему редактору Кэрол Уэлч в издательстве Sceptre.

Писательство – одинокий труд; но равно и общий.