– Здрасте, как дела? – и улепетывают, не успевает она ответить.

Рассаживаются за столом. Еда пахнет восхитительно – запахи пищи, о которой Мод порой грезила на яхте. Под столом шастает коати; забредают куры, и две девочки отправляются загонять их обратно в курятник, который кто-то забыл закрыть. Все ждут Тео. Поглядывают в арки, на пустой пляж, и Джессика уже хочет послать кого-нибудь в трейлер, но тут он появляется – Тео или же Тео в образе, вышагивает по пляжу мимо дома, мимо арок, мимо стола, затем разворачивается и идет в дом. Это игра, театральный этюд. Тео в костюме, в темном костюме – вообще-то черном. Черный костюм с белой сорочкой (бурые ноги босы). В отличие от всего, что Тео носил на памяти Мод, костюм сидит на нем идеально. Черный костюм. Смокинг с атласными лацканами. Тео останавливается во главе стола. Не садится. Обводит всех глазами. Дети молчат, молчит Джессика. Мод достается только взгляд мельком, словно она (сколько ему? лет четырнадцать?) еще не заслужила бремени его взора. Затем Тео лезет в правый карман пиджака, полной горстью достает и подбрасывает над столом красные лепестки, и красные лепестки падают, мерцая, и один жирной каплей крови убитого, что лежит этажом выше, приземляется Мод на тыл запястья.

Наутро она ждет на пляже, пока Тео выволочет жангаду в прибой, забредает в воду и взбирается на борт вместе с ним. Не сразу привыкает к норову лодки; затем они с Тео сидят рядышком, подтянув коленки к груди (мальчик переоделся в свое), а церковь, дом с арками, фигурки на пляже размываются до неузнаваемости и проваливаются в складки пейзажа. Мальчик с Мод не разговаривает – два-три слова, и все. Он прихватил с собой рыбацкое снаряжение – может, позже порыбачит. И две стальные канистры из подпола – они застояло, но неотвязно пованивают соляркой.

Пути до «Киносуры» – меньше двух часов. Марш-бросок Мод – по рыжей дороге и через лес – с высоты птичьего полета смахивал, должно быть, на запутавшуюся ниточку, а вовсе не на прямую, почти прямую, которую она воображала. Яхту слегка снесло, она проволокла якорь ярдов на восемьдесят по заливу, но на вид – издалека, во всяком случае, – ничуть не изменилась: судно, нагруженное своей историей, как будто подстреленное судно, в котором, однако, по-прежнему узнается лодка, что приманила Мод в тот день на верфи с Камиллой.

Две крупные белые птицы сидят на крыше надстройки и взлетают, лишь когда пристает жангада. Мод залезает на палубу, принимает швартов жангады и крепит к утке. Мальчик ловко вспрыгивает следом.

Внизу воды по банки. Значит ли это, что лодка, говоря строго, утонула?

Мод спускается в кают-компанию, плещется там. Крутит ручку радио – еще одна окаменевшая жизнь. Выуживает из воды дневник капитана Слокама, кладет на штурманский столик. Слышит, как мальчик роется в рундуках кокпита.

В «гробу» до сих пор валяется спальник. Мод вытаскивает его и вешает на сходной трап; может пригодиться. Находит кое-что из одежды, кладет туда же; находит соломенную панаму – та плавает по кают-компании последней репликой утопшего денди. В гальюне затянутый шнурком мешок из ПВХ, внутри два флакона антибиотиков широкого спектра действия и крем-антибиотик, а также сотня американских долларов, скатанных в трубочку и туго замотанных в пленку, – Мод про них напрочь забыла. Она ищет зарядку от мобильника, но зарядки нигде нет. Ни следа чемодана в кокпите, ни следа содержимого чемодана. Про чемодан она не спрашивает. Это трофей мальчика – награда за то, что отыскал яхту.

Они приносят с жангады канистры. Мод находит ключ от крышки топливного бака – висит в не самом безопасном и не самом тайном месте, в правом рундуке кокпита. В том же рундуке – удлинители для шланга. Один шланг – перекачать топливо; второй – вместе с первым засунуть в бак для продувки, чтоб не глотать солярку. Они наполняют обе канистры, спускают их на жангаду вместе со спальником, который Мод набила всяким разным, отдают концы и уходят. На борту теперь топливо, и загонять жангаду на берег приходится вдвоем. Они разгружаются; дети щупают спальник, промокшую книжку, одежду, даже старую панаму, которая по пути назад высохла у Мод на голове.

Экскурсия заняла полдня. Мод – как оно теперь водится после любых физических усилий – ищет внутри пока не открытые резервы энергии, не находит и, поев, отправляется к себе час поспать. Когда возвращается вниз, люк подпола открыт, и она спускается по железным ступеням, идет в дальнюю комнату, а там при свете двух заводных фонарей по пояс раздетый мальчик сверлит взглядом генератор, в ярости сжимая кулаки.

– Не работает, – говорит он. – Солярка есть, а он не работает.

Возле генератора синий ящик с инструментами (из тех ящиков, что открываются, как механическая пасть, с двух сторон выдвигая лотки на шарнирах). Мод опускается на колени. За кинопроектор удирает ящерка-альбинос. Если генератор работал, пока не опустел бак, в топливных шлангах наверняка воздух. Мод ощупывает черные резиновые шланги, открепляет хомуты и стравливает воздух, пока на пальцы не сочится солярка. Мальчик наблюдает за Мод – за Мод или за ее работой. Она уже заметила, как он пышет жаром, – чувствуется, если стоять рядом. Она отворачивает гайку форсунки, включает подачу топлива, поворачивает ключ и запускает стартер. С топливным насосом все в порядке. Она затягивает гайку, в ящике находит тряпочку, вытирает пролитую солярку. Берет фонарь, светит на двигатель, ставит фонарь, отвинчивает топливный клапан, нюхает его, решает, что он, по всей видимости, сгорел. Рассказывает мальчику, что делает, объясняет, зачем нужен клапан, объясняет, что отныне придется выключать генератор, сбрасывая газ. Снова запускает стартер. Генератор оживает. Остальное мальчик знает и сам. Он подсоединяет висящие провода. Один из них – от вытяжного вентилятора (а он-то тут где?). Разговаривать приходится, повысив голос, хотя можно не кричать. Приходит Джессика. Радостно смеется. Генератор работает несколько минут, потом Мод выключает его и тряпкой вытирает руки.

Дети услышали генератор и почти все прибежали посмотреть, как Мод восстает из-под земли, какие у нее грязные коленки, как она надушилась соляркой, как правая рука у нее забрызгана соляркой – черной, как брызги букв на левой.

В Ковчег вернулось электричество, и теперь все ждут не дождутся темноты. Тридцать литров солярки в баке – часов сорок работы, а то и больше. Мод с пачкой «Лаки страйк» выходит на пляж, садится по-турецки, закуривает и смотрит на горизонт. От гудения генератора внутри нее что-то включилось. Она вспоминает, что на «Киносуре» есть аккумуляторы. Если их зарядить – хотя бы один, – тогда, говоря теоретически, можно запустить мотор, откачать воду, вдоль берега дотащиться до ближайшего порта. И все это у нее перед глазами, она живо видит эту картину, прекрасно понимая между тем, что яхта уже никуда не пойдет, что яхте нужен не аккумулятор, а кран, и тут Джессика садится рядом на песок и говорит:

– Мы сегодня устроим что-то особенное. Ладно? Специально для вас.

– Если хочешь, – говорит Мод.

Джессика кладет руку ей на плечо, и, возможно, Мод мерещится, но девочка как будто дрожит. Они смотрят друг на друга; чуточку похоже на миг перед поцелуем, а потом Джессика вскакивает и бежит к дому, к Тео, который стоит в арке, светом и тенью разделенный надвое.