камней, что ты влюбишься в принцессу, и ты все еще должна мне за то, что я помог вам обеим сбежать за Сверкающее море. Чего я не понимаю, так это того, к чему ты клонишь.

– Я клоню к тому, что твой разум может сделать выбор, и ты можешь даже убедить себя в том, что этот выбор благородный, и правильный, и вообще единственный… но сердцу не прикажешь. Желания сердца могут быть нелогичными, могут даже казаться глупыми, но ему все равно.

Гнев вспыхнул в глазах Ашерона.

– Хватит болтать про мое сердце! – прорычал Повелитель Солнца.

Послышался шорох, и с дерева спрыгнул Бьорн, приземлившись у костра с кошачьей грацией, которая всегда поражала Сурай.

Он сердито вздохнул.

– Как я могу что-то увидеть, когда вы оба кричите, как дикие смертные?

– Скажи ей, Провидец! – проворчал Ашерон, расхаживая вокруг костра, сжимая и разжимая кулаки. Он бросил мрачный взгляд в сторону Сурай. – Из-за ранения Рук ей в голову лезут всякие глупости.

Губы Бьорна растянулись в загадочной улыбке. Провидец дождался, пока Ашерон перестанет расхаживать, а затем ответил:

– Боюсь, сердцу не прикажешь.

Глаза Ашерона расширились от изумления, и он перевел взгляд с Бьорна на Сурай, как будто они сговорились против него.

– Какое все это теперь имеет значение? Девушка мертва, ее забрал виверн или Преисподняя, мне все равно. – Затем он зарычал и прошелся по лагерю, засовывая новые стрелы в колчан за спиной. – Я собираюсь найти ворграта. Если я выживу, то вам обоим придется держать рот на замке о том, что касается моего сердца.

С этими словами Ашерон направился в лес. Даже после того, как он исчез из виду, его сердитый топот еще долго раздавался в ночной тиши.

Бьорн вздохнул и неторопливо подошел к огню, чтобы налить себе кружку чая из лунной ягоды.

– Нам не следует дразнить его так.

– Не следует? – переспросила Сурай. – На мой взгляд, это именно то, что ему сейчас нужно.

Хотя глаза Бьорна были незрячими, они посмотрели на Сурай поверх края его дымящейся кружки.

– Королева с островов Моргани – это тебе не Владыка Солнца из Эффендира, Маленькая Пташка. Рук, возможно, и отказалась от своего королевства ради тебя, но у Ашерона никогда не будет такой роскоши. Он незаконнорожденный, Хафбэйн, и он ни за что не отвергнет Эффендир ради кого-то. Кроме того, я еще не видел, жива ли вообще эта девушка.

– Но ты не видел ее мертвой, – напомнила ему Сурай, выпятив острый подбородок. – Это ведь о чем-то говорит?

И все же, как только слова сорвались с ее губ, разум подсказал ей, что никто не смог бы выжить после падения с такой высоты или атаки поджидающего внизу виверна, и уж точно не смертная.

Глава тридцать четвертая

Только что Хейвен, кувыркаясь в воздухе, летела в пропасть.

В следующее мгновение она повисла, пойманная в мускулистую ловушку из плоти и костей.

Подумав, что это виверн, Хейвен принялась бороться с существом. Она брыкалась и отбивалась руками, пока последние остатки энергии не покинули ее.

– Прекрати сопротивляться, – приказал чей-то бархатный голос.

Когда это виверн научился говорить?

Хейвен удалось открыть глаза. Алебастровая кожа. Узкие зрачки, которые расширились, когда она посмотрела в них. Опаловые радужки, окруженные кольцами огня. Прямо на глазах Хейвен оттенок радужек изменился с серебристо-лунного до бледно-голубого. Девушка ошеломленно уставилась на распростертые над ней ониксовые крылья, пока те не заслонили собой весь мир.

Ощутив, что спускается глубоко в расщелину, Хейвен снова попыталась вонзить ногти в того монстра, который держал ее. Но его руки предупреждающе сжали ее, и, как ни странно, вместо ужаса она ощутила в его объятиях странное чувство безопасности.

Кто бы ни похитил ее, он спас ее от виверна. Хейвен оставалось лишь надеяться, что такой исход в любом случае лучше, чем попасть в руки Дамиуса.

Вдвоем они по спирали спускались все ниже и ниже. Мысли девушки блуждали, веки снова сомкнулись. Она едва осознавала дуновение ветерка на своих щеках, шелест огромных крыльев, рассекающих воздух, пока они опускались глубоко в пропасть. Ее тело онемело, но в глубине души Хейвен понимала, что она серьезно ранена.

Рычание виверна затихало, пока не зазвучало так, словно доносилось с другого конца длинного туннеля.

«Прочь, прочь, – пыталась она прошептать. – Прочь».

Почувствовав, что теряет сознание, Хейвен попыталась открыть глаза, чтобы сориентироваться. Но вокруг было слишком темно, она слишком устала и поэтому прислонила голову к чужому прохладному твердому телу, отдаваясь морю небытия.

* * *

Сны разрушили ее призрачное убежище, спирали воспоминаний и страха сплелись в узлы ужаса. Ей привиделся Белл после того, как он спас ее на невольничьем рынке. Ее шершавой кожи мягко коснулся подаренный принцем шелковый плащ, и это пробудило в девочке эмоции, которые она так долго скрывала. Горячие мокрые слезы смывали грязь с ее щек, пока она пыталась понять его пенрифский язык.

– Хейвен, – умоляла она мальчика с широко раскрытыми кристально-голубыми глазами, повторяя единственное пенрифское слово, которое знала. – Хейвен. Мне нужно… убежище[4].

Вот только теперь Белл повторял это слово, ее имя, снова и снова, съежившись перед темной, изогнутой тенью.

Убежище. Убежище. Убежище.

Помоги мне, Хейвен.

У тени были массивные черные изогнутые рога, а между ними поблескивала зазубренная траурно-черная корона. Губы Хейвен приоткрылись, она хотела закричать, но ворон ворвался ей в рот и проскользнул в горло.

И ей оставалось лишь наблюдать, как Королева Теней рассмеялась и вырвала сердце Белла.

Крик сорвался с губ Хейвен. Боль пронзила ее, пробежалась разрядами тока под кожей. Девушка застонала. Внезапно на нее снизошло спокойствие, оно накрыло ее, как прохладная влажная простыня, заглушив боль и ужас, и Хейвен снова провалилась в сон.

И опять она видела кошмары и напоминающие реальность сны. Бесчисленное количество раз она просыпалась от пульсирующей боли и снова успокаивалась, погружаясь в сон без сновидений. Снова и снова, пока ее мир не превратился в бесконечную череду дней, недель, лет…

Когда Хейвен в очередной раз проснулась, вцепившись пальцами в шелковые простыни, боли больше не было. Откуда-то струился бледный свет. Девушка села на постели, пытаясь сообразить, где находится, и с удивлением осмотрела комнату с высоким потолком из сверкающего оникса.

Слабый ветерок проникал сквозь три стены открытых окон, тонкие занавески лениво колыхались. На стенах горели свечи цвета слоновой кости. Еще больше свечей испускало мягкий свет с железной люстры на потолке. Их бледно-голубое сияние отражалось от темных перьев воронов, рассевшихся на изгибах люстры.

Хейвен могла