У Киллиана на языке вертелось множество вопросов.

«Ты был таким же, как Боадвин?»

«Где стояли твои святилища?»

«Почему ты теперь называешь себя всего лишь колдуном-фейри?»

«В кого ты превратился на состязании, когда керб принял твой облик?»

«Ты правда устаёшь от колдовства?»

А потом он осознал, что всё это неважно. И попросил только:

– Вот и не умирай, пожалуйста.

Ответить Айвор не успел – кэб подкатил к углу Рыночной площади, и извертевшийся от беспокойства возница дрожащим голосом сообщил:

– Прибыли, г-господа!

Киллиан задержался, чтобы расплатиться, а компаньон ускользнул. А когда они вновь встретились в гостиной, то продолжить разговор не получилось, потому что там уже сидела Кэйти Броган с дочерью и слушала красочный рассказ о том, что на самом деле произошло в семействе Далтонов.

– …Скорее всего, именно она и погубила Франческу. Потому Оскар её и ненавидел, – растолковывал Айвор с таким видом, словно он провёл своё собственное расследование… «Впрочем, возможно и провёл», – подумал Киллиан, остановившись в дверях. А компаньон тем временем продолжал: – Мистер Далтон был слаб здоровьем. Проще говоря, не мог стать отцом ребёнка. По молодости ему повезло, а потом он принялся грешить на супругу, как поговаривали слуги, хотя проблема была в нём. Потому и не стал горевать о её смерти. Новая миссис Далтон сперва довольствовалась положением хозяйки дома. Но позже, когда состарилась, начала бояться, что и до неё доберётся более молодая и удачливая соперница. И решила упрочить своё положение…

– Ты говоришь, словно сам всё это видел, – не удержался от замечания Киллиан, проходя в гостиную и присаживаясь на диван.

Айвор снисходительно улыбнулся:

– Не только ты умеешь болтать со слугами. А мне было скучно сидеть дома, знаешь ли… Хочешь продолжить рассказ вместо меня?

– Хочу, – из упрямства откликнулся Киллиан и, лишь оглянувшись на Кэйти с Этайнин, сообразил, что компаньон подкинул ему самую пикантную часть истории. – В общем, если говорить коротко, то миссис Далтон изменила супругу. Как намекнул мистер Линч – с портным, – сумел выговорить он, невзирая на заалевшие щёки. Этайнин тоже вспыхнула, как маков цвет, а Кэйти Броган только вздохнула и кивнула понимающе: мол, и не такое случается. – Плод измены она решила выдать за долгожданное дитя от союза с мистером Далтоном. А Уильям был влюблён в мачеху. После намёков кузена он, вероятно, попытался поговорить с нею и узнать, правда ли она изменяла отцу…

– Это вряд ли, – вставил Айвор. – Если б так, то она сразу бы дала Уильяму смертельную дозу яда. А она поила его отравой понемногу, чтобы все поверили в наследственную болезнь… Версия сглаза тоже была убийце на руку, впрочем. Скорее всего, весть о ребёнке мистер Далтон принял с восторгом. Возможно, решил даже переписать завещание в пользу младшего – если он родится здоровым мальчиком, конечно. А миссис Далтон решила немного изменить обстоятельства в свою пользу – и убрать основного наследника.

– Экая гадюка, – цокнула языком Кэйти Броган и приобняла дочку за плечи. – И деточку мою, значит, не пожалела, чтоб злодейство своё прикрыть… И что ж, теперь её в каталажку поволокут?

Глядя на сжавшуюся под материнским прикосновением Этайнин, Киллиан на секунду захотел солгать и успокоить её, однако так и не смог. За него ответил Айвор, мягко, но безжалостно:

– Она избегнет наказания. Возможно, однажды и доведёт своё дело до конца, и некому уже будет её остановить. А Далтон готов принести в жертву даже собственного сына – любовь бывает и такой, разрушительной, эгоистичной и неразумной. Но дело сейчас в другом. Ты ведь об Оскаре пела тогда, Этайнин? Его называла предателем?

Щёки у неё выцвели, точно кровь от них разом отхлынула. Бледное лицо, обрамлённое белёсыми локонами, напоминало теперь стеклянную маску. Лишь потемневшие от избытка чувств глаза делали его живым – пугающим и красивым одновременно.

– Да. Я к нему пришла, час в дверь стучалась… Думала, прогонят. Но служанка меня пожалела, привела его вниз. Уж я ему говорила, клялась, что не на мне вина. А он выслушал, посмотрел насквозь, точно и не дарил никогда улыбок, и сказал: «Знаю». И ушёл в дом. Я тогда грешным делом подумала, что он сам брата и губит, – слегка повысила голос она и улыбнулась. – Да Бог помиловал.

– Повезло – не убийцу любила. Но предательство есть предательство, – так же тихо ответил Айвор. – И как ты поступишь, Этайнин?

Она сглотнула раз, другой, потом выпрямилась, поджимая губы, скинула материну руку с плеча, а затем повторила слова Айвора точь-в-точь:

– Любовь бывает и такой, разрушительной, эгоистичной и неразумной, – и замолчала.

Киллиан не понял ничего. Но компаньон, похоже, в пояснениях не нуждался. Он кивнул так, словно продолжал некий давний разговор:

– Значит, ты допишешь песню?

– Допишу, – упрямо откликнулась Этайнин, и взгляд её на мгновение напомнил о непростом нраве Оскара Линча, скрытом за пологом спокойных, нерезких движений и тихого голоса.

Айвор соскочил со спинки дивана и хлопнул в ладоши, улыбаясь весело и зло:

– Ну что же, так и будет. Ты, мальчик мой, обещал познакомить Морин с Этайнин? Я, пожалуй, возьму на себя труд свести их. И не смотри так на меня, я, разумеется, объясню всё… Позднее. Да, немного позднее.

Обижаться тут было совершенно не за что, но тем не менее Киллиан обиделся. Проходя мимо компаньона, он едва слышно шепнул ему:

– Мстишь за то, что я пытался разобраться с расследованием один?

– Я? – Айвор умудрился произнести коротенькое словцо с интонации мудрого, утомлённого чужой глупостью старца-отшельника. – Конечно, нет, как тебе вообще такое в голову могло прийти?

Когда он вместе с Кэйти и Этайнин отправился на Полынную улицу, Нив протяжно, по-лошадиному, вздохнула, глядя ему вслед с порога:

– Вот ей-ей, дуется он.

– Думаешь? – обречённо переспросил Киллиан, вглядываясь в серую хмарь, затянувшую окрестности.

– А то, – с грустью ответила Нив и пятернёй разлохматила нечёсаные серебристые космы. – Эхма! Вот вылитый мой батяня. Он, помню, раз уснул поодаль от бережка, а ему ноги телега переехала железным колесом. Батяня тогда насилу до реки дополз. Братец мой меньшой хотел его на закорках донести, а он как взвоет: «Так тебя растак через бревно, я тебе что, калека?!». Братец, знамо дело, тоже обиделся. Вот и дулись друг на друга три дня, пока в наш омут теченьем бочку с элем не вынесло. Тогда, конечно, замирились.

– Предлагаешь мне напоить Айвора? – развеселился Киллиан, переглянулся с Нив – и расхохотался с нею вместе.

А компаньон, точно издеваясь, в тот вечер так и не вернулся. Зато назавтра явился в три пополудни, взъерошенный от предвкушения, и выволок его из дома едва ли не за шкирку, протащил по волшебным тропам через накрапывающий дождь и заставил взгромоздиться на скользкую, чёрную яблоню над забором.