Курбатов озабоченно заметил, что, конечно, выполнять эти условия будет то лицо или то правительство, которое их выполнить сможет.

Иначе ответить было трудно. На этом и кончили. Моей подписи, конечно, не было.

Курбатов много рассказывал о Корнилове и Каледине. Оба они горячие патриоты, принесшие тем не менее скорее вред стране, нежели пользу, были слишком негибки в политике, а потому и погибли.

Токио. 1 февраля

Снег и заморозки держатся упорно, к полудню, когда пригреет солнце, делается грязно.

В час поехал с господином Мури в Токийское дворянское собрание – это против Хибиа-парка; большое деревянное здание в два этажа. Ворота в японском стиле, перед домом сад. Обстановка внутри европейская, только температура всюду японская.

Барон Мегато встретил меня в дверях небольшого салона, где весело потрескивал камин.

В разговоре коснулись необходимости политического и экономического сближения обеих стран. Я задал барону два существенных вопроса: 1) насколько Япония способна помочь реально улучшению нашего транспорта и 2) насколько она способна завязать широкие торговые сношения при широком же кредите.

На оба вопроса ответы были не в пользу Японии. Мегато, – видимо, большой американофил, – заявил, что подвижной состав Япония дать не может, что она не в состоянии должным образом обслужить и свою железнодорожную сеть, что эта задача по силам только богатой и мощной технически Америке.

Вопрос о предоставлении нам кредитов тоже не по силам бедной Японии, в которой только теперь налаживается синдикат первоклассных японских капиталистов, но что все это еще так молодо и непрочно, что, конечно, ни о каких серьезных обязательствах пока не может быть и речи. Таким образом, снаряжение армии даже в 250–200 тысяч было бы не по силам Японии, во всяком случае в ближайшее время. Для этого надо коренным образом реорганизовать всю японскую промышленность, обслуживающую до настоящего времени лишь внутренний рынок.

Мури, в свою очередь, заметил: «Войдите в любой из наших магазинов, вы не найдете там того, что вам нужно».

«Да, это совершенно верно, а если найду, то, извините, довольно плохой товар», – добавил я со своей стороны, показывая на оборвавшиеся после месячной носки мои замшевые перчатки.

И в отношении помощи войсками, как сознались мои собеседники, надо постоянно оглядываться на союзников и считаться с настроениями в стране.

Японскому правительству весьма приходится учитывать последнее обстоятельство. Оно принуждено отзывать своих резервистов, мобилизованных перед отправлением на наш Дальний Восток.

«Но тем не менее в Японии растет настроение в пользу определенных политических комбинаций, – как бы смягчал свои выводы Мегато, – надо только подождать, когда устанут другие союзники».

Я не стал допытываться расшифровки «определенных политических комбинаций», но не преминул заметить, что «все акты Японии по отношению к России только тогда будут должным образом поняты населением, когда оно почувствует, что помощь ваша не преследует никаких скрытых захватных целей, что для упрочения добрых соседских отношений Япония должна немедленно и торжественно ликвидировать все те, выражаясь мягко, шероховатости, которые имеются на Дальнем Востоке и которые создали столь распространенное в сибирском обществе неприязненное к японцам отношение».

Токио. 2 февраля

Опять снег, туман. В 10 часов выехали с Курбатовым в Йоко гаму. В «Ориентале» встретили чету К. и на автомобиле поехали смотреть камакурского Будду. Оба К.170 оказались очень милыми людьми. Курбатов все время шутил, что Степан Иванович боялся со мной встречаться, так как в его представлении, особенно по речам на Уфимском Государственном совещании, я представлялся ему социалистом, а он правоверный кадет, хотя и сознающий, что кадеты только и могли существовать как оппозиция при Романовых.

За дорогу, после довольно оживленной беседы, мешавшей любоваться попутными красивыми видами, мы близко познакомились, и я скоро убедился, что С.И. на обратном пути уже будет добрым приятелем и забудет о моем так пугавшем его социализме.

В Камакуру добрались довольно быстро. По пути все деревушки и местечки с теми же бесконечными магазинами и лавчонками, и я все больше и больше недоумеваю: кто же в Японии не торгует?

Огромный бронзовый камакурский Будда изображен в сидячем положении с фигурно сложенными руками. Лицо чрезвычайно выразительно, полно глубокого созерцания и производит сильное впечатление. Вообще вся эта огромная масса думающей бронзы, окаймленная вечнозеленой листвой, надолго приковывает внимание. И сама статуя, и ее постановка крайне удачны.

Голова Будды покрыта ракушками. Легенда говорит, что ракушки сами покрыли голову Будды, выбритую и подверженную непогоде. Сделаны ракушки очень искусно.

Внутри статуя пустая, образует большое помещение, где устроен алтарь другому маленькому Будде, перед которым, к ужасу посетителей, теплится самая обыкновенная жестяная лампа, нарушающая своим видом, вернее копотью, молитвенно-художественное настроение посетителя.

К окну в затылке статуи изнутри приставлена довольно высокая лестница, оканчивающаяся площадкой, с которой красивый вид на ближайшие лесистые холмы.

Внутри же статуи надпись, приглашающая посетителей не увековечивать своих имен на священной бронзе. Это любителям предоставляется сделать рядом в особой книге, вместе с посильным пожертвованием. Тут же продаются открытки статуи и маленькие ее копии из бронзы, правда не особенно художественной работы.

Камакура – прекрасный морской курорт с чудным песчаным пляжем и отличным купаньем. Одно время была столицей Японии, теперь небольшой городок, известный кроме статуи Будды, кажется, еще хорошими окороками и некоторыми кустарными безделушками. Летом здесь большой съезд иностранцев. Для них очень хороший отель, который, впрочем, не пустует и зимой. Благодаря очень удобному сообщению по воскресеньям здесь всегда много гостей из Токио и Йокогамы.

На обратном пути после доброго завтрака в «Кайхин»-отеле полагали было побродить по очень живописным окрестностям. Однако, пользуясь нашим вновь разгоревшимся спором, шофер промчал нас безостановочно мимо местных красот, и мы, к великому нашему огорчению, быстро оказалось в Йокогаме171.

Обедали с К. в «Ориентале» и затем, как водится среди добрых русских соотечественников, встретившихся за границей, опять, не щадя пищеварения, заспорили. Кончили словесные бои уже в салоне отеля за добрым ликером, причем К., жестоко критиковавший и Уфимское совещание, и Директорию, с сердцем заявил, что люди, представляющие и то и другое, лишь «пенящаяся пена» русской жизни, но тем не менее он так и не мог ответить, кого же, по его мнению, можно было противопоставить лицам, собравшимся в Уфе и впервые выдвинувшим вопрос о собирании Руси под флагом единого Всероссийского правительства. Мою сторону весьма определенно поддерживали супруга К., неглупая, милая женщина, и Курбатов.