Много депутатов уже в европейских костюмах, преимущественно в длинных старомодных сюртуках. Ни одного пиджака.

В Японии по костюму очень трудно определить социальное положение члена какого-либо собрания, даже публики в театре. Здесь, в парламентском зале, ни блуз, ни косовороток не видно. На крайних левых скамьях так же, как и на крайних правых или в центре, те же кимоно или привычный сюртук. Правда, настоящих низов в цензовом японском парламенте нет. Их «Кокуминто», то есть народная партия, все же цензовики, платящие не менее 10 иен в год прямого налога, оттого и нет такой резкой разницы, которая так была заметна хотя бы в бывшей нашей Государственной думе.

К нашему приходу на трибуне находился докладчик бюджетной комиссии, член центра («Сейюкай» – политическое товарищество – партия аграриев).

Председательствовал господин Оака – тоже член партии «Сейюкай», уже пожилой японец с довольно энергичным лицом.

На министерских креслах сосредоточенный, крайне выдержанный господин Хара – глава правительства, в безукоризненно сшитом сюртуке, с прямым пробором на белых как лунь волосах, красиво и резко оттеняющих темные брови и смуглое бритое лицо. Мне рассказывали, что Хара как оратор не силен, но как руководитель чрезвычайно деятелен и энергичен; считает, что «молчание – золото». Выдержка большая. Во время заседания он чрезвычайно редко менял позу и внешне почти не реагировал на слова ораторов даже тогда, когда нападки на его правительство сделались довольно резкими.

Рядом с Харой сидел полный, лысый с баками министр финансов Такахаси, которого, главным образом, и покусывали ораторы.

Далее, рядом с морским министром, одетым в простую черную куртку, без каких-либо внешних отличий, сидел сухой с типичным умным лицом военный министр Танака.

Четыре других министра и их помощники сидели по левую сторону от председателя.

Позади председателя, у центральных дверей, ведущих в нишу, как изваяние застыл блюститель порядка – главный пристав, старый служака, с большим количеством галунов на мундире и фуражке.

Настроение очень оживилось, когда вошел на трибуну депутат Такитами, бывший министр финансов в кабинете Окумы, сосредоточенного вида японец, с черными усами в национальном костюме.

Его принадлежность к враждебной правительству группе «Кенсейкай» (конституционалисты – партия торговопромышленников) сразу подогрела температуру. После каждого взрыва аплодисментов, сопровождавших наиболее удачные места его речи, начиналась резкая словесная потасовка: «уберите этого болтуна… «это мнение самое глупое в мире»… «от этого он не станет умнее» и т. д.

Сказывался темперамент, по залу неслись особые, свойственные японцам в минуты гнева и любезности, хрипящие и визгливые звуки.

Председатель безмолвствовал. Только в минуты наибольшего развития перебранки я заметил шевеление его губ, и порядок восстановился. Традиционный колокольчик он не находил, видимо, нужным использовать.

Хара чувствовал себя спокойно – правительственное большинство обеспечено.

Танака надевал очки и, улыбаясь, вытягивал голову в сторону особенно резкого выкрика.

Морской министр не шевелился.

Положение правительства таково: за него и партия «Сейюкай» – 167 голосов, и народная партия «Кокуминто» – 37, итого 204 голоса из 384. Оппозиция – партия «Кенсейкай» – 119 голосов. Остальные 26 беспартийных, 2 диких и 33 «Сенсеюкай»[41].

Что сочувствие народной партии на стороне правительства – это ясно прозвучало в речи представителя этой партии, с чувством отметившего, что господин Хара – первый глава правительства из народа, не дворянин, а ведет дела не хуже.

Правда, перед выходом как этого оратора, так и его предшественника, очень бойко вместо бюджета говорившего о необходимости всеобщего избирательного права, почти весь центр и особенно правое крыло покинули зал и вообще старались подчеркнуть несерьезность затронутой темы. Но представители народной партии не смущались. Они говорили для публики, а она слушала их внимательно. Под конец они все же подожгли постепенно возвращавшихся в зал депутатов. Бюджет был временно забыт, и что казалось нужным, то было продемонстрировано.

Корреспондентов много. Они скромно занимают первые скамейки на галерее. Среди публики много молодых японок – это студентки, поборницы женского равноправия и всеобщего избирательного права. Стремления эти широко распространяются среди японского студенчества.

В парламенте есть уже и социалистические течения, но официально депутатов-социалистов пока нет.

Токио. 14 февраля

В 10 часов утра поехали на заседание палаты пэров. Здесь более торжественный прием – провели в дипломатическую ложу, – ковер, мягкая мебель. Ложа находилась в том же положении к председателю, как и вчерашнее место в парламенте.

Тот же, как и в нижней палате, зал заседаний, только все как-то посвежее и столики членов палаты обиты зеленым сукном. Позади председательского места здесь находится ложа императора, где на особом возвышении помещается белый трон, отделанный красным бархатом с гербом микадо – золотой хризантемой в 16 лепестков.

И наличных пэров, и публики здесь значительно меньше. Передние кресла и два сектора сплошь пустовали, по-видимому, отсутствовали сановные, наиболее преклонные старички. Председательствовал молодой маркиз Токугава.

Тотчас по открытии заседания явился весь кабинет во главе с Харой. Министры при входе делали почтительный поклон в сторону императорского трона. Особенно усердствовал министр финансов, это его, видимо, подбадривало среди беспрерывной трепки в обеих палатах.

Здесь было значительно спокойнее, ни одного аплодисмента. Приступили к выборам комиссии для обсуждения отдельных законопроектов, связанных с бюджетом.

Выступивший с критикой правительства член парламента, между прочим, упрекал правительство за то, что весьма важный, по его мнению, вопрос об издании биографии покойного императора передан в недостаточно достойные руки каких-то старых, бывших в отставке царедворцев.

Премьер Хара ответил оратору, что это дело министра двора, а не правительства.

Молодой маркиз спокойно вел заседание. Ни шума, ни борьбы не чувствовалось, и как-то ярче выделялась седая красивая голова демократа (по рождению) Хары среди цвета аристократии Японии182.

Курбатов перекладывает руль в сторону Читы, муссирует значение Семенова и в Омск ехать не собирается. Сообщил, что на юге183 деникинские отряды терпят неудачи. Пророчит крах Омска, но очень дружит с англичанами, создавшими теперешний Омск. Втайне мнит себя мессией.