– Тем более.

На том и порешили. Еще вечером, так и не перемолвившись с Баяпошкой ни единым словом, Рост проводил этих двоих в Одессу, переговорив с Казариновым, что иногда бывал откровенным бюрократом, чтобы он позволил старшине принять на себя воз, что до этого волок Ромка.

Вернувшись в Храм, уже в спальне Рост объяснил своей аймихоше, почему тут оказался.

– Опять тебя выхаживать придется, – слегка рассвирепела Винрадка. – Ты бы посмотрел на себя после этих сеансов. А сейчас будет еще труднее, ведь зима еще, Фоп почти неактивен, да и викрамы не в самом боевом настроении.

Рост и не заметил, что она почему-то перешла на единый. Поэтому ответил, должно быть, невпопад:

– Это необходимо сделать. Тем более что викрамам я обещал… Обещал, что человечество начнет войну за тот берег, за эти шхеры проклятые. Лучшего предлога и не сыскать.

– Они ведь шхеры хотят, а не пресное озеро.

– Я попробую объяснить им, что такую сложную задачу приходится решать поэтапно, шаг за шагом.

– А они еще хотят те шхеры?

Ответа на вопрос Ростик не знал, его только предстояло выяснить. Но размышлять об этой трудности очень уж долго ему не позволила Винрадка. На этот раз она оказалась очень-очень нежной и совершенно точно знала, чего хочет. Рост ей подчинился, хотя… Да, хотя в самые яркие мгновения отлично понимал – насколько он усталый и неловкий и как много в Винрадке любви, если она его за это прощает.

Кажется, еще никогда Ростик не делал такой трудной, невыносимой работы. Хотя, если вдуматься, наверное, делал, и бывало, что приходилось ему гораздо хуже, чем ныне. Но именно сейчас начинал думать – все, на этот раз он подошел к своему пределу, больше невозможно…

Обычно он сидел на берегу залива и пытался сосредоточиться, вернее, пытался напитать эту безбрежную, дышащую мертвящим холодом массу своими мыслями, а может быть, и того хуже – своим пониманием мира, эмоциями, всем, что составляло его – человека по имени Ростик. Он думал, вызывал, работал, как его научили в свое время аймихо, и… Ничего не мог добиться.

Бывало, он окоченевал так, что Винрадка согревала его собой, потому что даже горячая ванна не приводила его застывшие, будто сосульки, нервы в порядок. Иногда он просто не мог уйти с берега, до того отключался от мира, и тогда его с помощью Лады уводила Ждо. Она каким-то образом частенько оказывалась рядышком, по крайней мере так чувствовал Ростик, когда еще бывал в состоянии чувствовать, и помогала, как могла. Хотя могла она, по нынешней Ростиковой оценке, не очень много.

Беда еще была в том, что он прибыл в Храм слишком усталым. И Винрадка требовала свое, не отставая иногда даже тогда, когда он был просто не в силах видеть кого бы то ни было, и эта работа – требование, чтобы Фоп-фалла отозвался, хотя бы помог установить контакт с викрамами… Все разом, все вместе.

Как-то Лада, отчаявшись добиться от него хотя бы осмысленного взгляда, спросила в упор, со своей, только ей присущей напористостью, от которой иногда хотелось защититься не меньше, чем от страсти Винрадки:

– Рост, ты бы пожалел себя, что ли? Чего нам торопиться?

– Нужно. – Он не хотел спорить, но еще меньше ему хотелось, чтобы Лада не понимала, что и почему он делает. – Придет весна, и, если нас там не будет, они все погибнут.

– Пауков опасаешься? – деловито спросила Винрадка, которая не давала Ладе ни малейшего шанса остаться с Ростом наедине. Отчетливо понимая, придет время, Ладка сама возмет все, чего ей теперь не доставалось, а она – Винрадка – останется здесь и снова будет править в Храме, скучая и так отчаянно нуждаясь в любви и его, Ростиковом, внимании.

– Весной, может быть, мы и по морю не пройдем, – пояснил Ростик из последних сил.

– Так, может, ну их, этих викрамов? – допытывалась Лада. – Проскочим зимним морем, и все дела?

– Не проскочим… без них.

И вот когда он уже и есть толком не мог, почему-то перестал его желудок усваивать даже пюре из фасоли и драгоценную в Полдневье манную кашу, когда даже бульон из нежнейшей вырезки стал казаться скорее пыткой, чем лакомством, он вдруг понял, что старался все-таки не зря. Что-то с ним произошло… Хотя было бы неплохо еще и знать, что именно.

После этого, все-таки втайне опасаясь, что ошибается, приказал Ладе готовиться к отправке в Одессу.

– Как это? Ты же сам говоришь, что ничегошеньки тут не добился?

Он только и сумел, что погрозить ей кулаком, после чего Лада, вредная девчонка, подмигнув ему, скорее подбадривая, чем тайком от Винрадки кокетничая, отправилась приводить в порядок его ставшую как бы личной лодочку без башенных пушек наверху. Микрал, который отъелся за те пять дней, когда Рост пытался установить контакт с Фопом, охотно принялся за работу, помогая ей.

А утром следующего дня полусонный из-за Винрадки или просто не пришедший в себя Ростик загрузился на место второго пилота, и Лада бодренько порулила прямо через залив в Одессу. Рост едва соображал, когда приказал ей:

– В Одессе не садись, лети прямо к кораблю.

Лада послушно покружила вокруг обоих кораблей, стоящих подальше от берега, и, заметив, что на одном из них снуют пурпурные и даже люди, твердой, как кремень, рукой направила машину на посадку. Приземлились они очень удачно, чуть в стороне от десятка других антигравов, поближе к командным надстройкам. Росту было так скверно, что он даже ту сотню шагов, которые Лада выиграла таким образом, принял с облегчением.

Потом, уже в огромном зале, где, наверное, прежде, когда корабль составлял часть Валламахиси, обитал какой-нибудь чегетазур, куда Роста привели встретившие его Ромка с Василисой, потому что Лада принялась обходить остальные антигравы, здороваясь с пилотами и выясняя, как обстоят дела, неожиданно набилось немало народу. Тут были и Квадратный с Баяпошкой, и Манауш, и даже Казаринов.

Рост попробовал сосредоточиться, чтобы понять то, что эти люди собирались ему докладывать, но не слишком в этом преуспел. Вроде бы Баяпошка, чуть озабоченно растягивая слова, словно все время думала о чем-то другом, призналась, что набранному экипажу продуктов должно хватить на пару месяцев, хотя хотелось бы, чтобы они притащили еще еду и тем, кто обустраивался на той стороне континента. Квадратный доложил, что команда медленно, но уверенно дисциплинируется, что теперь иногда даже без переводчиков удается добиться от пурпурных того, что требуется. Но вообще-то, к имеющимся почти двум тысячам губисков неплохо бы прибавить хотя бы сотни две моряков, потому что рук все-таки не хватает, особенно обученных сложным работам на корабле. И Казаринов ворчливо, как обычно, сказал, что ходовая часть прошла первичные испытания и после доводки, примерно дней через десять, можно будет отправляться в путь… Если ничего, конечно, неожиданного с любезными его сердцу машинами не произойдет.

Рост понимал, что ему говорят, но как-то нечетко, словно бы сквозь вату. Или через не слишком прозрачное, матовое стекло, не пропускающее деталей. Да, именно, деталей он не понимал, вычленял только общее… Свой доклад Казаринов неожиданно закончил странной фразой: