– Ой, – подскакивает Марина, – что я вспомнила! Мистер Стеннинг. То есть Дэвентри, мистер Дэвентри! Он хотел с тобой поговорить.

– Что ж, не будем вас задерживать, – говорит миссис Вайни. – Похоже, вы ужасно заняты.

– О да, – беспечно отвечает Лора, и Марина вдруг ясно осознает, что мама совершенно не умеет разговаривать с такими людьми.

– Вы же придете завтра послушать речь Алекса? Обязательно приходите. Я, к сожалению, не смогу, но вы…

– Лора, – подсказывает Маринина мама.

– Конечно, Лора. В общем, не пропустите.

– До скорого, – говорит Гай. – Кстати, не хочешь развлечься вечером?

– Хочу, – отвечает Марина, косясь на мать, которая стоит столбом и не участвует в разговоре. – Очень даже! Замечательно. – Мама кладет руку ей на плечо, но Марина притворяется, что не заметила. – Бесспо… определенно. Ты уверен? То есть я только за. Да, пожалуйста. Во сколько?

– Не знаю. Я за тобой заскочу. «Корона и митра».

– Вот и славно, – говорит миссис Вайни, явно не имея этого в виду.

У Марины подскакивает сердце. «Корона и митра» – запретный паб. Туда позволено ходить только деканам и старостам.

– Мам, мамочка. Мы… давай найдем мистера Дэвентри. Позже решим. Правда. Пойдем.

– В…

– Нет! – говорит Марина. – Знаешь, вообще-то я не очень хорошо себя чувствую. Пожалуйста. Прости, м-м-м, простите, – бормочет она, не смея взглянуть на миссис Вайни. – Я… – Она хватает маму за руку – невежа, горбун, чудовище – и, растеряв все изящество и достоинство, уводит ее прочь.

– А как же «Все о джазе»? – спрашивает Лора, раздраженная и подавленная. Она думает: где бы взять схему, которая прояснила бы всю эту путаницу?

– Я ведь не обязана туда идти, правда?

– Марина! – Лора говорит резче, чем собиралась, и обе удивленно глядят друг на друга. – Конечно, обязана. Мы купили билеты. Нельзя же взять и… забыть.

– Ну а я забыла, – упрямо отвечает Марина. – И теперь поздно. Я приняла приглашение.

Лора хмурится, а заметив это, разглаживает лоб и пытается говорить мягче:

– Солнышко, Рози захочет, чтобы ты с нами пошла. Не глупи… Ох, милая, почему ты плачешь?

– Я так запуталась…

– Почему? Как? Какая ты странная, чучелко.

– Не говори так!

– Я не хотела…

– Нет, все правильно. Я чучело, чучело, и я не могу…

– Ну, перестань, не надо. Ты чудесная.

– Ты даже, – всхлипывает Марина, – не представляешь.

– Ш-ш…

– Я не могу «ш-ш»! Лучше бы… Лучше бы я умерла.

– Ты ведь не всерьез? – отшатывается Лора.

– Всерьез.

– Не говори так!

– Почему? Я правда хочу! То есть не хочу, но иногда…

– Тише, тише, милая. Я знаю, знаю.

На какой-то миг они застывают у Военного мемориала, неловко обнявшись. «Расскажи ей об отце, – приказывает себе Лора. – Сейчас же. Но разве бедняжка такое выдержит, когда она так…»

Несчастна. Теперь Лора видит это так ясно, будто с клетки сдернули покрывало, под которым все это время страдала бедная пташка. Будто она, Лора, наконец открыла глаза.

Марина все испортила. Теперь, слишком поздно, она ясно видит, что отказаться от химии, медицины и будущего было чистым безумием, а утаить это от семьи – и того хуже. История не принесет ей счастья. Раньше она хотя бы знала, чего хочет. Теперь место амбиций занял страх.

И при этом, если признаться маме, та решит, что семейство Вайни – корень всех зол, а не источник мудрости и надежды. Пусть рядом с ними Марина чувствует свою никчемность – так иногда бывает, – а все-таки своим примером они показали ей, как не быть низкой. Они много для нее значат. Марина несчастна, а следовательно, меняется к лучшему. Сталь, закаляясь, тоже краснеет.

– Можно выпить где-нибудь чаю, – говорит Марина, но обе не могут придумать где. Лора едва не вздыхает от облегчения, когда слышит знакомое «Дорогуша!», оборачивается и видит, как через двор им навстречу шумно идут три разодетые венгерские старушки.

Неумолимо приближается вечер, а с походом в «Корону и митру», равно как и со всеми вытекающими отсюда последствиями, по-прежнему ничего не ясно. Миссис и мистер Вайни будут ждать Марину, надеясь на приятную компанию. Только в самый последний момент, когда семья уже расселась в зале богословия и Саймон Флауэрс наверняка готов выйти на сцену и исполнить «Моего забавного Валентина» (Марина всегда представляла, как он поет эту песню ей одной), – только тогда она пытается выдумать отговорку.

Рози делит плитку швейцарского марципана. Все остальные в зале шуршат пакетиками шоколадных драже, купленными в фойе; в креслах на возвышении вдоль правой стены, куда на вручении наград сажают второстепенных деканов, сейчас несколько родственных семей поднимают пластиковые кубки с розовым вином.

– М-м-м, – лопочет Марина, – насчет второй половины… Есть маленькая проблема.

Жужи с интересом подается вперед. На ней шарф, подарок от миссис Добош – бирюзовые зебры весело скачут по горчично-желтым просторам; «Жейже», – сообщила она доверительным тоном, и Лора, украдкой взглянув на ярлычок, перевела: «Йегер». Кроме шарфа Жужи надела так называемые «вечерние брюки», бронзовые туфли и длинное ожерелье – золоченое, с зеленым стеклом.

– Какая проблема? – спрашивает она, даже не пытаясь понизить голос. – Менструация?

– Нет, – шипит Марина.

– Какая? Какая?

– Я… Мне нужно пойти… на концерт.

– Мы уже на концерте, дорогуша, – говорит Рози. – Что за глупость.

– Нет, на другой, более… классический. Вы… то есть простите, я знаю, это немного странно. В перерыве, – добавляет она. – Примерно. Меня пригл… то есть попросили помочь за сценой. За кулисами.

Что, если – правда ведь, может такое быть? – что, если Саймон Флауэрс, перебирая струны гитары, будет искать глазами Марину? Откажется ли он от тайного замысла добиться ее любви, когда увидит, что она ушла?

«В кайфовом настроении» и «Мягкое безумие» отзвучали в ужасной тишине. Лора пялится на бархатную ленту в волосах соседки в переднем ряду, пока к ней, улыбаясь, не поворачивается соседкин супруг с широко настроенным секс-радаром. Разговор с Мариной неизбежен. Может, вывести ее наружу?

Лоре не хватает смелости. Десять минут спустя они все еще в западне.

Жужи тянется через нее к Марине:

– Какая программа у твоего маленького концерта?

Марина кусает ногти.

– Я не помню. Может быть… Лист?

Кровь сочится сквозь водопровод. Лора, чтобы не вцепиться в Маринин локоть, садится на свою руку.