– Простая вежливость, – объясняет Марина. – Я считаю, всегда нужно быть вежливой со старшими. То есть…

– Я понял.

Мистер Вайни встает и вдруг замирает. Что-то за ее плечом приковывает к себе его взгляд. Марина, надеясь, что там всего лишь грабят банк, оборачивается. На тротуаре через дорогу стоит горстка людей. Не увидев ничего подозрительного, Марина разворачивается к мистеру Вайни, застывает на полпути, потом опять смотрит в окно.

Это ее бабушка с сестрами, а рядом, лицом к Марине, – ее мама, любимая мама, которая сейчас все уничтожит.

Их взгляды встречаются.

Ильди трогает Лору за плечо.

Марина думает: вот он, момент Иуды. Сейчас она расскажет про Гая и предаст меня. Медленно, не дыша, она поворачивается к мистеру Вайни, который все еще возвышается над ней и задумчиво смотрит на дорогу. Мгновение спустя он опускает взгляд. Они изучают друг друга, серьезно, по-взрослому, словно оба раздеты. В его бледных холодных радужках видны все незаданные вопросы. Мистер Вайни первым отводит глаза. Его лицо проясняется.

– Так-так, – задумчиво произносит он. – Я и не…

Откуда-то появляется Гай.

– Что ты делаешь, чучело? Выгнулась, как Лохнесское чудовище.

– Прекрати, – говорит его отец.

Марину бросает в пот.

– У меня… шея затекла.

В любую секунду Гай может сказать: «Эй, Рина, там что, опять твоя мать?» Впрочем, это вряд ли имеет значение, когда группа разъяренных старушек готова ворваться в паб. Рози ударит его, как однажды ударила полицейского. Где же они? Снаружи, в ярде-другом от окна, беззвучно решается ее судьба. Не смотри. Не смотри.

Она смотрит.

На улице пусто.

Они ушли, оставили ее здесь. Марина все еще озадаченно пялится в окно, когда на затылок ей легко ложится большая рука.

– Я знаю, в чем дело, – слышит она голос мистера Вайни. – Тут чертовски холодно, у окна. Наверное, прихватило мышцы. – Он начинает растирать ей затылок. – Те женщины тебя искали?

– Нет, – отвечает она. – То есть…

– Неважно. Все позади, – говорит он, стискивая ее плечи. – Ну, не упрямься. Я делаю такой же массаж своим детям. Будь послушной.

Что заставило Лору притвориться, будто она не видела дочь? Не чувствительность, не быстрый расчет, а какое-то тупое упрямство, проползшее по спине. Всем иногда нужен глоток свободы, толика одиночества. Лора облизывает губы и откашливается. Что плохого, если Марина побудет в компании взрослых и их детей – не с чужаком же, не с глазу на глаз! Собравшись с силами, она говорит:

– Концерт Листа… Знаете, где я видела афишу? В Малом… в Малом зале, кажется, так он называется. Это же все объясняет, даже губную помаду – правда, Жужи? Пусть красится, это ведь хорошо?

А потом:

– Смотрите, там не жена министра, которого посадили в тюрьму?

Невероятно, но это работает. К тому же Фаркашам нужно пораньше лечь. Они уезжают утром, из-за «Фемины» – сразу после исторического шествия, но до фуршета с шампанским и вручения наград («Они не дают Марине подарки – зачем мы будем присутствовать?»), – так что сейчас, думает Лора, всего разумней вернуться к стоянке у школы и отправить их в гостиницу на чудесном такси, а самой дождаться возвращения дочери.

Вот только чем себя занять? Магазины и рестораны в Дорсете уже закрыты; слишком поздно и для чая с пирогом, и для провинциального шопинга, на который она втайне надеялась: ликеры на меду, чехлы на чайник, поддельные очки-«горгульи». Она сама не замечает, как бредет в сторону Марининого общежития. Ноги онемели, будто от яда. Стоит свежая холодная ночь: для развязок самое время. Когда Марина закончит в пабе свои дела, Лора отведет ее куда-нибудь, где можно серьезно поговорить. Они посмотрят проблемам в лицо, откровенно обсудят их и найдут решение.

Однако в Вест-стрит по случаю праздника действуют строгие меры безопасности. Без голубого флаера (что бы это ни значило) Лора даже в здание не может попасть, не говоря уж о том, чтобы найти своего ребенка. Ей ничего не остается, как нацарапать короткую записку и отправиться в город, где она делает то, что любой человек сделал бы на ее месте: около часа сидит на холодной стене под мокрым деревом возле Кумской консервативной ассоциации – в компании Петера, Марины, Алистера, а теперь и бедняги Золтана – и тихонько плачет.

Марина ездила на переднем сиденье автомобиля раз или два за всю жизнь и не привыкла к ремню безопасности, а теперь пылает от унижения. Может, она и зря спрятала под мышкой незапертую пряжку, но и мистеру Вайни не стоило отчитывать ее как ребенка. Она совсем не пьяна, только капельку голова кружится. Вообще говоря, ему можно садиться за руль? Очень мило, что он предложил подбросить Марину до общежития – откуда ему знать, что субботними вечерами она не раз возвращалась туда и в более пьяном виде; все так делают. Тут недалеко.

Что бы такое сказать? Она наблюдает за его руками на руле и, несмотря на темноту, видит плоский широкий ноготь, бугорок у основания пальца, волосы на фалангах и тыльной стороне ладоней. Она хочет спать, но все-таки соглашается на предложение мистера Вайни прокатиться туда, откуда видно весь город – римский мост или что-то такое. Может, они и забрались далековато от школы, зато ее спутник с каждой минутой все забавней и умней. Она с ним будто на равных – ну почти.

– Расскажи о себе, – предлагает он с улыбкой в голосе. – Чем ты интересуешься, Марина?

Она рассказывает: и почему-то не столько о полузабытых увлечениях – окаменелостях, картах звездного неба, практически первом издании Уильяма Голдинга, найденном в благотворительном магазине на Фулем-бродвей, – сколько о школе. А он направляет ее к дальнейшим откровениям, будто разбрасывает хлебные крошки, которые ведут Марину по (и, предположительно, из) лесу. Он прекрасно понимает, до чего тяжело в Кум-Эбби таким, как она. Марина, сама не замечая, вдается в подробности, которые не собиралась ему сообщать, словно (представляется ей) женщина, поверяющая тайны другу-мужчине – сильному, искушенному, с серебряной машиной и волосами на руках. Это приятно. Не должно быть, но приятно.

– Наверное, ученики здесь… легко сближаются?

Она искоса на него смотрит. Хотя они едут быстро, мистер Вайни поворачивается к ней и широко улыбается. Довольно возбуждающе – знать, что этот мужчина, ее друг, завтра будет вручать награды перед всей школой. Он искренне интересуется Марининым мнением.

– Э-э, да. Думаю, да. Да.

– И как, ожидания оправдались?

– Я…

– Те, что были до приезда в Кум-Эбби. Я о сексе, разумеется, хотя это вряд ли нуждается в уточнении.

Когда-то Марина была слишком боязлива, слишком девственна для таких разговоров, но те времена прошли.

– Ну, это забавно, – отвечает она. – Просто я была… полна надежд. И не думала, что…