Все плохо.

Очень плохо.

И Наталья, и Руслан. Самые любимые.

«Убью…» – подумала Даша, глядя на пистолет. Она ни секунды не сомневалась, что сможет убить Германа Вершинина. Только вот остались ли патроны в пистолете?

Даша не знала, как это проверить.

Как стрелять – она примерно представляла. Даже в руках пистолет держала как-то – правда, бутафорский, на киностудии…

Она побежала по тропинке вперед.

Почти ничего не было видно, и она посетовала, что не захватила один из фонариков, оставшихся в лодочном сарае. Но возвращаться – только драгоценное время терять!

Пока бежала, держа в одной руке пистолет, а другую прижимая к груди (в легких продолжало покалывать), перед ее мысленным взором возникло то, что происходило недавно.

Герман Вершинин топит ее в озере. Черно-зеленый сумрак, серебристый контур месяца, который виден сквозь толщу воды… Картина происходящего – словно со стороны и сверху: Вершинин, опустив руку под воду, лежит на мостках. Пузырьки воздуха лопаются на черной поверхности, потом прекращаются. Вершинин вытаскивает из воды руку. Стряхивает с нее капельки воды. Поднимает нож, лежащий неподалеку. И убегает – легко перебирая своими длинными ногами…

Появляется Наталья.

На ходу сбрасывает с себя куртку, прыгает в воду, даже не раздумывая. Через минуту, поднимая тучу брызг, выталкивает на поверхность ее, Дашу. Слегка постанывая от напряжения, пытается втащить Дашу на мостки…

Бледное лицо, сомкнутые слипшиеся ресницы. Даша видела себя со стороны, словно паря где-то сверху…

Даша споткнулась, едва не упала. Картинка перед ее глазами исчезла.

Зато впереди, в конце тропинки, блеснул свет. Шоссе!

И два темных силуэта впереди – то сливаются в один, то расходятся.

Они – Герман и Руслан. Значит, Руслан еще жив…

Даша побежала быстрей. Она уже не чувствовала ни холода, ни сырости, ни боли в легких.

Ближе, ближе. Их голоса – слов не разобрать; громкое, сдавленное дыхание…

Еще ближе. Даша подняла пистолет.

– …ты меня достал, капитан…

– …сука…

– …все равно сдохнешь…

– …пусти!.. Пусти, я сказал! – Голос Вершинина был полон мрачной ненависти.

Перед Дашей на фоне огней были видны только силуэты – высокий (Герман) и на полголовы ниже (Руслан). Два черных смазанных силуэта – почему-то они напоминали древнюю наскальную живопись. Тень воина.

Воин был один – Руслан. А второй – зверь…

Даша нацелила пистолет в сторону Вершинина и нажала на спусковой крючок.

Ничего не произошло.

То ли патроны кончились, то ли она делала что-то неправильно…

В руке Вершинина – что-то длинное, острое. Нож. Он замахивается на Руслана. Зверь скалит зубы, поднимает когтистую лапу…

Даша, призвав все свои воспоминания о детективах и боевиках («передернуть затвор», «опустить предохранитель»… что там еще?), судорожно затеребила пистолет в руках. В нем что-то щелкнуло и как будто снова встало на место… Получилось?

Даша снова потянула на себя спусковой крючок – и в этот момент две тени слились, закрутились в вихре. Не разобрать, кто из них кто.

– Герман! – звонко крикнула она. – Герман, сдохни…

Она дожала крючок до конца, и раздался выстрел. Руку дернуло, и Даша невольно выронила пистолет.

Она стреляла в своего черного человека.

Только вот попала ли?

Упали оба…

Даша бросилась вперед. На обочине, при свете фонарей, лежали двое – Герман Вершинин и Руслан Кедров.

– Дашка… – заерзал один, пытаясь подняться. Руслан…

Второй – Герман – так и остался лежать неподвижно. Все лицо у него было залито кровью.

– Господи… Ты жив?

– Кажется… – Руслан с трудом сел. Даша плюхнулась рядом, обняла его.

– Тише, тише… ой, блин! – Он застонал.

– Что?

– Он меня ранил – там, в сараюшке, из моего же пистолета, и здесь… Бинт или тряпка нужны… перетянуть… рядом с артерией…

– Сейчас… сейчас что-нибудь придумаем!

– Ты нашла пистолет? Я у него его из рук выбил… ты молодец…

Даша склонилась над Вершининым. Пуля попала ему точно в середину лба. В руке он продолжал сжимать нож.

– Вот уж не ожидала от себя такой меткости… – дрожащим голосом прошептала Даша. Попыталась прямо на себе оторвать подол у рубашки. Но мокрая одежда не слушалась.

– Черт… – в бессильном отчаянии заплакала она.

– Погоди… Едут! – заваливаясь на бок, крикнул Руслан. – Я ребят своих вызвал… Быстро они…

Впереди замигали милицейские огни.

– Сюда! – побежала навстречу машинам Даша. – Сюда…

Из машин выскочили люди.

– Нужен доктор… «Скорую»! Здесь раненый, и там, у озера… моя сестра… тоже…

Голоса вокруг, кто-то держал ее, о чем-то спрашивал. Но Даша вдруг словно потерялась во времени и пространстве.

– У озера, у старой лодочной пристани – моя сестра. Она тоже ранена… – повторила Даша, не слыша собственного голоса, и отключилась.

* * *

На следующий после похорон день пошел снег.

Первый снег.

Он засыпал весь сад, все то оранжево-золотое буйство и великолепие, что роскошным нарядом лежало на земле.

Наряд сняли, надели саван.

Даша стояла у окна, прижимая ледяные руки к груди. После той страшной ночи она почему-то не заболела, хотя купание в ледяной воде грозило воспалением легких… Но – нет. Видимо, Даша пережила такой шок, который избавил ее от простуды.

Только ощущение холода осталось. И не проходило.

К ногам Даши тесно прижимался Игорек. Раньше дети не особенно жаловали Дашу, но теперь почувствовали, что она им – родная.

– Мама где? – в который раз спросил он, точно маленький, – а ведь десятый год уже человеку…

– Мама на небе, – ответила Даша, едва шевельнув ледяными губами.

– Зачем она ушла?

– Не знаю.

– Ей там хорошо?

– Да.

– Ты нас не бросишь?

– Нет.

– Дарья Михайловна, вы опять! – в комнату вошла Раиса Викторовна Чалая – мать Бориса. Дама неожиданно моложавая и стройная. Даша о ней ничего не знала. Раиса Викторовна появилась в первый раз на похоронах невестки, и Даша сразу поняла, почему. Раиса Викторовна была чем-то схожа с Натальей. Такая же энергичная и принципиальная. Разумеется, две такие женщины не смогли найти общий язык… – Игорек, иди к себе.