Даша открыла глаза и увидела вокруг себя мутный зеленовато-черный туман. Лишь где-то там, высоко, чуть в стороне, переливалось что-то серебристое, светлое… «Месяц», – машинально догадалась она.

Потом серебристый свет стал таять, растворяться в толще воды.

Темно.

Даша терпела до последнего – до тех пор, пока силы не кончились. И она – вдохнула…

«Это – смерть», – мелькнула в голове последняя мысль.

* * *

После того как окончился первый тайм, Борис поднялся наверх, открыл дверь в бывшие Дашкины апартаменты.

– Натаха… Спишь? – В комнате было темно, осенний ветер трепал занавеску у открытого окна. – Натах, простудишься же! – с раздражением произнес он и нажал на выключатель.

Вспыхнул свет – в комнате было пусто, окно – нараспашку. На всякий случай Борис заглянул в ванную. Никого.

Он бросился к окну. Водосток, перила, навесы, еще какие-то уступы… Его дом – дом, который проектировала его жена, архитектор Наталья. Дом, который она знала наизусть. Ее творение. Ее детище. Ее дом.

Дом помог ей сбежать.

В том, что Наталья сбежала через окно, можно было даже не сомневаться.

Борис оглядел землю под окном (а вдруг упала, а вдруг лежит там?!). Никого.

Он выскочил из комнаты, скатился по лестнице вниз.

Ночь. Тишина.

А что, если она спустилась, а потом ушла спать? Характер у Натахи вредный, принципиальный… Вечная отличница!

Ее не было нигде. Борис все гнал от себя эту мысль – что жена сбежала спасать свою беспутную сестрицу! – но потом смирился…

– Фелица Юрьевна! – Он ворвался в комнату няньки, где душная темнота была пропитана запахом валокордина.

– А?! – испуганно отозвалась темнота.

– Я ушел. Натальи тоже нет. Вы за главную.

– Борь, у меня сердце… – заныла нянька. – Я не могу… Попроси эту вашу… Дарью!

– Ее тоже нет!

– Оссподи, Исусе Христе, что ж это деется…

У Бориса не было ни времени, ни желания дослушивать монолог няньки, и он выскочил из дома, натягивая на бегу куртку.

Он не стал помогать Даше. Не стал искать ее.

Но кто, кроме него, станет искать Наталью?..

* * *

Кто-то тряс ее, ритмично давя на грудь.

Больно, очень больно – где-то внутри, в груди. И как будто жарко, очень жарко…

– Дашка! Дашка, очнись же… – судорожный шепот рядом.

Даша закашлялась, отплевывая воду.

– Ну вот, наконец-то… Дышишь?

Горький запах дорогих духов.

Даша хотела произнести имя своей сестры, но не смогла, давясь от кашля – вода выходила из легких. Кашель перешел в тошноту – само собой, успела наглотаться воды.

– Я видела, как он – тебя… в кустах сидела… боялась – ну, как не уйдет? Нет, ушел… – отрывисто бормотала сестра. – Я – сразу к воде… Нырнула. А она – ледянущая! Успела. Вытащила… Спасла! Ох, Дашка… Ты ведь уже не дышала…

Даша сжала сестре руку. Опять закашлялась, потом прикрыла рот ладонью, сдерживая спазмы. Ощущение жара прошло, становилось все холодней.

– Что? Нет, из тебя должна вся вода выйти! Не сдерживай себя! – возмутилась Наталья. – Я, между прочим, курсы специальные заканчивала… Как утонувших спасать, ожоги, порезы лечить… У меня трое детей – мало ли что!

– Ната… ха… ти… хо! – сипло выдавила из себя Даша.

– Не поняла? – склонилась к ней сестра, тоже мокрая с ног до головы – капли воды стекали с ее волос, падали Даше на лицо.

– Ти… тише!..

– Ты думаешь, он вернется? – моментально поняла Наталья, тоже уже начиная лязгать зубами от холода. – Нет, вряд ли. Что он, дурак? Господи, холодно как… В сарай, одежду выжмем, потом придешь в себя, и – домой…

Наталья помогла сестре подняться (ноги еще не слушались Дашу), буквально на себе потащила к лодочному сараю.

– У меня фонарь – специально с собой захватила… Тут грязь, наверное… хотя какая теперь разница… не споткнись… Погоди, тут замок…

Ловким, даже профессиональным жестом Наталья сбила замок. «Ты – настоящий медвежатник!» – хотела сказать Даша, но опять закашлялась. Она и не сомневалась, что ее сестра умеет и знает все. Наталья втащила Дашу внутрь, включила карманный фонарь – тусклый свет озарил внутренность сарая. Весла, доски, какой-то хлам… Но было чуть теплее, чем на улице.

– Вот сюда… на лавку… Как ты?

– Лучше… – просипела Даша. Только сейчас она начала осознавать, что смерть миновала ее. Вот оно, чудо. – Наташа…

– Да?

– Спасибо…

– Ну что ты… – Наталья обняла ее дрожащими руками. – Как я могла тебя бросить?..

– Ты…

– Молчи! – Наталья засмеялась, шмыгнула носом. – Меня Борька в комнате запер. А я – через окно… Тайком. Он не знает! А если бы не удалось сбежать?..

В голосе Натальи была досада на мужа, но – не больше.

– Он меня выгнал – за ворота, на улицу… А там – Герман… – пробормотала Даша, привалившись спиной к стене. Пошевелила ногами – в кроссовках хлюпала вода.

– Ой, Борька, дурак… Ну, я ему еще устрою! Как ты?

– Лучше…

– Куртку забыла… Я же куртку сняла перед тем, как в воду лезть… Там, на мостках осталась… Ты свою сними, а мою наденешь, она же сухая… Сейчас!

Наталья рванула к выходу, но в этот момент деревянная дверь скрипнула и распахнулась. В сарай, наклонившись, вошел человек.

Наталья вскрикнула, направив на него луч фонарика…

Это был Герман Вершинин с Натальиной курткой в руке – той самой, кожаной и дорогой. В которой Даша увидела сестру в начале сентября, на вокзале.

Герман Вершинин вернулся.

Случилось то, чего она боялась…

– Нет! – растерянно, с тоской прошептала Даша.

Наверное, он решил проверить, утонула ли она. Страстный и одновременно – расчетливый… В нем всегда соединялось несоединимое.

– Не подходите! – энергично и быстро, без всякого страха в голосе, заговорила Наталья. – Сюда уже едет милиция. Вас все равно схватят!

– Ну, раз все равно… – коротко засмеявшись, произнес тот и толкнул Наталью – та светила ему прямо в глаза фонарем. Грохот, мельтешение света на потолке…

– Не смей! – закричала Даша и закашлялась – легкие опять пронзила противная острая боль.

– Негодяй… – голос Натальи.

Фонарик выпал из ее руки и откатился в сторону. Даша увидела в полутьме, как сестра быстро вскочила и бросилась прямо на Германа. На Германа, который был вдвое выше ее и во много раз сильней… Наверное, точно так же, с тем же безрассудным отчаянием Наталья бросилась бы защищать собственных детей.